Бернес играл как жил

«Репертуар артист должен ковать сам»

Земной путь Марка Бернеса вышел коротким – что такое 57 лет?! Тем не менее славы и любви ему хватило сполна. Не было в середине XX века популярнее эстрадного артиста. И не было больше такого голоса эпохи. Народ обожал его так, что Хрущёв завидовал.

Женщины рыдали, когда Бернес пел:

«Никто солдату не ответил,

Никто его не по­встречал,

И только тёплый летний ветер

Траву могильную качал».

Мужики не сдерживались, слыша:

«Ты меня ждёшь и у детской кроватки не спишь,

И поэтому знаю: со мной ничего не случится!»

Все вместе воодушевлённо повторяли:

«Я люблю тебя, жизнь! И надеюсь, что это взаимно».

А в выходной, наполнив кружки пивком, затягивали:

«Шаланды, полные кефали,

В Одессу Костя приводил.

И все биндюжники вставали,

Когда в пивную он входил».

Несколько поколений выросло за прошедшие 55 лет. Но разве появился за это время второй Бернес, чтобы того, «старого», списывать со счетов? Или новые шедевры родились вместо песен «С чего начинается Родина?», «Хотят ли русские войны?»

Лишь наивные могут полагать, что заслуга в рождении шлягера принадлежит поэту и композитору. Классический пример – легендарные «Подмосковные вечера», которые Владимир Трошин исполнил так, что наутро мелодия звучала из всех окон. Хотя авторы чуть было не выбросили «неполучившуюся» песню в корзину.

Бернес был ­продюсером своего творчества (хотя не за это его называли «Марк себе Наумович»). Без специального образования, без выдающихся вокальных данных, не зная элементарной нотной грамоты, он проникал в суть каждого произведения. И всякий раз находил что поправить, дополнить, убрать. Не только в тексте, но и в музыке.

Друг Бернеса композитор Колмановский считал его «в высшей степени профессио­нальным знатоком песни», который мог попросить: «Это место надо изменить» – и «делал тончайшие замечания по части инструментовки». Марк же говорил: «Свой репертуар артист должен ковать сам, чтобы он точно ложился на его сердце». И работая, например, над строчками

«В полях над Вислой сонной

Лежат в земле сырой

Серёжка с Малой Бронной

И Витька с Моховой»,

требовал от поэта Винокурова чуть ли не фотороботы героев.

Оттого каждая песня в исполнении Бернеса была похожа на историю или маленький спектакль.

Три года без работы

Родительских надежд Менахем-Ман Нейман (так звали при рождении Марка Бернеса) не оправдал. Отец-старьёвщик видел сына бухгалтером. Но расстаться с мечтой об актёр­стве парень не смог. И сделал себя сам. Хотя коммерческая жилка всё-таки передалась от отца… гены.

Забравшись на вершину эстрадного олимпа (в кино конкурентов было больше) и соревнуясь со стареющим Утёсовым разве что в незнании нотной грамоты, Марк не жалел денег на роскошную жизнь – машины (у него была первая в СССР «Волга» с автоматическим омывателем стёкол), дорогие рестораны, красивых женщин. Из заграничных гастролей привозил чемоданы одежды. В Югославию ездил дважды в год и каждый раз вёз оттуда полвагона фирменного добра. Иностранцы в Москве знали, что у Бернеса всегда можно обменять валюту. Незаменимым был певец и для автолюбителей. Как рассказывал конферансье Леонидов, «не было, нет и не будет в этой стране человека, который сумел бы выманить, выпросить, выторговать, а после втридорога перепродать столько легковых автомашин, сколько их «достал» и «загнал» Бернес».

Что касается женщин, то и тут Бернесу, кажется, не было равных. Мужчина безграничного обаяния, с сексуальным, как сейчас сказали бы, голосом, он мог увести любую. У любого. Даже если соперник был красивее, богаче, моложе. Так было с замужней Изольдой Извицкой, на которую положил глаз зять Хрущёва Аджубей. С другими женщинами. С первой женой Паолой. И со второй – Лилей, супругой журналиста «Пари Матч».

Он катался как сыр в масле. Когда вдруг обрушились на него фельетоны, критика, недовольство властей. Даже уважаемый композитор Георгий Свиридов включился в травлю. Года три с работой у Бернеса было худо. А потом всё вернулось на круги своя.

В 1965-м любимцу публики присвоили звание народного артиста РСФСР. Спустя год Владимир Мотыль позвал артиста в фильм «Женя, Женечка и «катюша». Роль, правда, дал небольшую – полковника, который «на артиста Бернеса похож». Она стала последней для Марка Наумовича, в которого зрители влюбились после картины «Два бойца». Многие актёры потом говорили и пели за своих героев. Но, пожалуй, только Бернес играл как жил. И пел как дышал. Даже обожаемый следующими поколениями Высоцкий признавался: «То, что он делал на сцене, приближается к идеалу, о котором я мечтаю как об идеале исполнительском». А уж он-то, как никто, цену себе знал.

Недопели и недоиграли оба.

«Никаких речей и траурной музыки»

В июне 1969-го Бернесу стало плохо. Уже несколько лет он чувствовал неполадки в организме, списывая всё на проклятый радикулит. И только сейчас врачи выдали смертельное: «Рак лёгких». Диагноз, которого он боялся с тех пор, как заболела первая жена, всё-таки настиг его. Тогда, с Паолой, он даже квартиру перегородил, изолировавшись, не ходил к ней в больницу. И никаких доводов врачей, что заразиться нельзя, не слышал.

Незадолго до своего ухода Бернес попал в аварию и неожиданно для всех не стал ремонтировать машину. Будто предчувствовал: не понадобится. Позже, похудевший, приехал в студию и с первого дубля записал: «Настанет день, и с журавлиной стаей/ Я поплыву в такой же сизой мгле,/ Из-под небес по-птичьи окликая/ Всех вас, кого оставил на земле». А через месяц возник вопрос: где хоронить?

Бернес не был народным артистом СССР официально (хотя документ уже подготовили), но являлся им по сути. У Дома кино, где проходило прощание, было не протолкнуться. На Новодевичьем, которое удалось пробить вдове и друзь­ям, люди перепрыгивали через могилы, чтобы в последний раз увидеть любимого артиста. А когда гроб опускали в землю, вдруг зазвучало: «Летит, летит по небу клин усталый –/ Летит в тумане на исходе дня,/ И в том строю есть промежуток малый –/ Быть может, это место для меня!»

«Никаких официальных речей и траурной музыки!» – зная, что уходит, предупредил Бернес. Не исполнить его волю было невозможно.