Евгений Леонов - артист и человек

02 сентября 1926 года наш бренный мир был впервые увиден глазами великого Евгения Леонова. Популярность пришла к Евгению Леонову приобрёл после фильма «Полосатый рейс». Яркий, мягкий, комедийный характерный - Леонов отличался непосредственностью и простодушной открытостью, был наделён самобытным драматическим дарованием, очень органично перевоплощался в своих многочисленных добродушных, приятных, привлекательных героев, простоватых, с обаятельной хитрецой, даже несмотря на то, что многие роли актёра на поверку явно отрицательные: Король в «Обыкновенном чуде», сосед Харитонов в «Осеннем марафоне», шофёр Мишка Снегирёв в «Деле Румянцева», Уэф в «Кин-дза-дза», «Король» в «Совсем пропащий», сотрудник советского посольства в «Паспорте». Леонов практически не гримировался, даруя героям свою внешность — небольшой рост, полную мешковатую сутулую фигуру, круглое лицо с большим носом и толстыми губами, голову со значительной проплешиной. Глуховатый хриплый голос Леонова моментально узнаваем. Особой любовью многих поколений зрителей до сих пор продолжает пользоваться и его работа по озвучиванию анимационных фильмов и прежде всего, блистательно выполненная за кадром роль "Винни-Пуха".
Не только своими работами в тетре и кино запомнился блистательный артист, но и своим особым, добрым, мудрым взглядом на простые, повседневные события. Евгений Леонов был комиком на экране и трагиком в душе. Застенчивый от природы, скромный и печальный актер всю жизнь испытывал недостаток человеческого тепла и понимания. А любви и добра в этом человеке было столько, что все его многочисленные роли в театре и кино не помогали ему их выплеснуть. И тогда он садился за «Письма сыну». Эта книга — кладезь житейской мудрости и откровения человека с большой душой и светлым сердцем. Добрый был дядька!

"Для кого-то Бог на небе, а для кого-то в собственном сердце. И этот Бог в сердце не даёт опуститься ниже определенного человеческого уровня... Он не позволит ударить ногой собаку, обидеть старика, плохо относиться к родителям".

"Через всю мою жизнь, как и через жизнь каждого человека, прошло столько лиц, людей. С кем-то сталкивался ближе, а с кем-то просто ехал в машине со съёмок. Но ведь каждый человек, если заглянуть ему в глаза, это целый мир. Будь восприимчив к этим мирам. Здесь начало искусства".

"Страх — это еще не слабость. Вот если страх заставляет тебя отступить, если ты бережешь свои силы и в результате уменьшаешься сам — это слабость".

"Вообще-то, я думаю, совсем неспособных к добру людей нет. Бывает, что человек ожесточился и ему кажется, что в его душе нет места для доброты, но это ошибка, это временно: не совершая добрых дел, человек чувствует себя неуютно в этом мире".

"Рабочий день у меня ненормированный. Порядка нету. От этого характер нервный, тяжелый для окружающих. Всё молчу. Молчу, когда надо говорить. Когда не надо, несу чушь".

"– Я когда-то давно был в Париже. Вечер, полыхает реклама, кафе, кафе… Столики прямо на улицах, веселые люди – прекрасное зрелище. И двое целуются, ни на кого не обращая внимания. Если спросить там у кого-нибудь, кто президент Франции, может, один из десяти вспомнил бы: «Кажется, Помпиду». Через десять лет я снова попал во Францию. Те же кафе, такие же веселые люди. И снова: «Кажется, Миттеран». Нам до этого далеко. Эти дураки наверху отнимают много времени и сил…".

"Вообще-то, я думаю, совсем неспособных к добру людей нет. Бывает, что человек ожесточился и ему кажется, что в его душе нет места для доброты, но это ошибка, это временно: не совершая добрых дел, человек чувствует себя неуютно в этом мире".

"Есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита".

"Тишина — это какое-то особое состояние мира и человеческой души. Мне кажется, мы себя чувствуем частичкой природы, каплей океана в тишине только. Вне тишины нельзя понять красоту".

"Бывает достаточно всего одного доброго слова, чтобы почувствовать себя окрылённым. И очень важно, чтобы это слово было сказано при жизни человека".

"Говорят: сейчас другое время. Другой Бог. Другая нравственность. Другая Правда. Но в том-то и дело, что Другого Бога не бывает. И другой нравственности не бывает. И другой Правды. Всё затоптать нельзя. Особенно в искусстве".

"– Яншин ко мне относился беспощадно, иронично, дикция у меня была неважная – скороговорка, и вообще, требования на уровне МХАТа времен Станиславского… Он меня никогда не хвалил, а за Лариосика всегда ругал. Он ведь даже перед смертью, выступая по радио, ругал меня. Хотя мне передавали соседи по дому (они были знакомы с Яншиным), что он сказал: «Леонов – мой лучший ученик». Конечно, хочется верить, что он меня любил. Михаил Михайлович считал меня своим учеником, а я его – своим учителем".

"– Мне всегда хорошо работалось с Данелия. Атмосфера доброты и доверия, а главное, он работает, ощущая целое. Мы можем ошибиться и переснять, но он примечает то, что дает возможность копать глубже, хоть это и сложно. И мы опять и опять пробуем, но у меня никогда не было ощущения тупого угла – мол, это сделать невозможно. А у некоторых других режиссеров все время попадаешь в тупик – это не годится, то не нужно...".

"– Страшно в искусстве самодовольство, которое все отвергает. Я в такой степени привык сомневаться, пробовать, искать, что нашел в этом творческую радость, потому что это помогает преодолеть пределы узкого моего направления. Я помню, как в Театре имени Маяковского я готовился к репетиции: думал, обдумывал, волновался. Мы все были там учениками: Гончаров умел выбивать стул из-под всех скопом. И это было допингом, заставляло внутренне собираться. Как видишь, дружочек, у нас с тобой проблемы общие: как быть? Кем быть? Быть или не быть? Никуда от них не скроешься, для людей искусства они неизбывны, в любом возрасте, каждый час жизни".