Актеры об Андрее Панине: «Казалось, он не играет, а живет в кадре». К 55-летию Актера

Мы с Андреем не только работали вместе, но и дружили более двадцати лет. Это был очень тонкий, высокопрофессиональный актер и замечательный, невероятно добрый человек. Приходилось слышать, что он, дескать, был нетерпимым и мог резко кому-то ответить. Но если такое и происходило, то только потому, что во всем, что касалось работы, он был очень требовательным — прежде всего, к себе, а, следовательно, и к другим.
На Андрея всегда можно было положиться, он никогда ни в чем не подводил тех, кто хоть в чем-то от него зависел. Он много помогал мне во время съемок — что-то подсказывал другим актерам, репетировал с ними. Ему это было нетрудно, даже интересно, ведь по первому образованию Панин был режиссером — в Кемерово он окончил Институт культуры. При этом он очень четко соблюдал субординацию и никогда не навязывал мне своего видения той или иной сцены, понимал, что режиссер на площадке должен быть только один.
До сих пор не могу поверить, что все это действительно произошло — ведь за неделю до трагедии мы с Андреем вернулись со съемок в Крыму. Я видел, что он постоянно грустит, но не придавал этому особого значения, ведь актеры — люди с так называемой подвижной психикой, их настроение часто меняется.
Наша с ним последняя картина, «Гетеры майора Соколова», станет если и не самой лучшей, то очень заметной даже на фоне других работ Панина, у которого не было ни одной проходной или незаметной роли. В СМИ появилась информация, что Панин не успел сыграть свою роль в этом фильме до конца. К счастью, это не так: все сцены с участием Андрея мы отсняли, а озвучивать его роль нам не придется — в фильме будет рабочий звук. Все технические возможности для этого у нас есть, иначе даже и не знаю, что бы мы делали: озвучить Панина просто невозможно. Кстати, в «Гетерах», где Андрей играет разведчика, он бегло говорит по-английски. Он знал этот язык в совершенстве, ведь в свое время Панин работал в Голливуде — сыграл там в нескольких картинах.

Я много слышал об Андрее, но на съемочной площадке мы с ним долго не пересекались. Наконец-то это случилось это в 2009 году на съемках фильма «Кандагар», где Андрюша играл штурмана Готова.
Компания там собралась звездная: невероятно талантливый Володя Машков, ваш украинский Чарли Чаплин — Богдан Бенюк. Но Андрей был выше всяких похвал — очень тонкий, достоверный, органичный актер. Во время съемок я наблюдал за ним и, сам будучи актером, просто диву давался: «Как он это делает?!» Казалось, он не играет, а живет в кадре. Восхищало меня и то, как стоически он переносил все связанные со съемками физические и моральные трудности. Мы снимали в Марокко, где днем было очень жарко, а ночью у нас зуб на зуб не попадал. Грязь, пыль, духота — душ приходилось принимать по несколько раз в день. Но я ни разу не слышал о том, чтобы Панин не только жаловался, но и проявлял хотя бы минимальное недовольство. Он был мужественным человеком.
Когда в прошлом году Андрюша отмечал пятидесятилетие, радиожурналисты попросили меня поздравить его в прямом эфире. Помимо теплых слов, которые принято говорить в таких случаях, я выразил надежду, что мы с ним еще обязательно встретимся — и на съемках, и в жизни. Не сложилось.

Когда мы с Андреем встретились на «Буржуе-2», он уже был очень популярным артистом, я же только начинал сниматься. Поэтому нашей встречи я, с одной стороны, ждал с нетерпением — мне интересно было с ним поработать, а с другой, с волнением — думал: «Елки-палки, сейчас мне московская звезда будет кровь пить».
Сцена у нас с ним намечалась психологически и эмоционально очень сложная: она должна была быть и грустной, и веселой, и легкой, и напряженной. Но когда мы встретились, я неожиданно для себя увидел очень скромного, интеллигентного и очень доброго человека, у которого, несмотря на всю его известность, не было и капли заносчивости или звездной болезни. Он по-партнерски помогал мне, поддерживал, и я даже сам не заметил, как мы с ним отыграли сцену, которая казалось мне практически неподъемной.
Не успел я перевести дух, как режиссер сообщил: при проявке пленки вылез брак, поэтому нашу с Андреем сцену будут переснимать. И опять я волновался: мне казалось, что так, как в первый раз, я уже никогда не сыграю. Но приехал Панин, по моему лицу понял, что мне не по себе, и ободряюще сказал: «Не переживай, сейчас все сделаем». И мы действительно очень быстро все сняли.
Познакомившись таким образом, мы с ним часто встречались на фестивалях и всегда были рады видеть друг друга. Помню, как столкнулся с ним в коридоре «Мосфильма». Спрашиваю: «Ты на тонировку?» — «Да какое там, — отвечает, — я же фильм снял — «Внук космонавта»!» А сам исхудавший (видимо, вымотался за время съемок), неугомонный, но веселый и с большими планами на жизнь и творчество.

Андрей пришел в кино уже взрослым человеком, зрелым артистом. Впрочем, я пришел еще взрослее. Все началось с того, что в России наконец-то снова стали снимать кино. Его ведь у нас долгое время просто не существовало. Нация сама себе была не интересна. Страна была себе противна до отвращения, и ей ничего не хотелось про себя знать. Ничего — ни хорошего, ни плохого. А как только стали появляться крохотные росточки интереса к собственной стране, так и кино ожило. Надоба появилась в каких-то рассказах — о жизни, о людях. И появилась необходимость в таких людях, которые умеют рассказывать. А Андрей Панин — один из самых гениальных рассказчиков. Он не просто хороший артист — он блестящий артист. Его дарование неисчерпаемо. Он обладал яркой индивидуальностью и актерским инструментарием невероятной остроты — для тончайшей, ювелирной работы. Которую он делает без всяких видимых усилий.

Мне кажется, Андрей Панин очень хорошо знал людей. И при этом не очень их любил. Поэтому у него замечательно получались подонки. Думаю, он был глубоко чувствующий человек. Поэтому мог себе позволить быть циничным в своих картинах. Кто-то обвиняет его в однообразии. Но это проблемы режиссуры: от него требовали сыграть именно так, и ничего другого не надо. Андрей режиссерские задания выполнял легко . Не зря он пробовал себя в режиссуре, самостоятельно пытался сделать что-то другое.

Андрей — один из самых ярких актеров поколения сегодняшних сорокалетних. В нем была харизма, была личность, был внутренний конфликт. В глазах был, не выкинешь. И потому его роли всегда притягивают. Даже те, в которых он вроде как повторяется. Что его отличает? Необыкновенная органика. И при этом — способность к острому рисунку. Он великолепен как в характерных ролях, так и в драматических. Причем в драматических всегда присутствует элемент острой характерности, а в характерных — внутренний смысл. Подтекст, содержание. Именно это сочетание, очень редкое, — его визитная карточка. Он неожидан — вот главное! Он, признаюсь, всегда в тупик меня ставил. Делал паузу там, где никто не сделает паузу. И наоборот: ни за что не сделал бы паузы там, где вы ее уже ждете. Он не пластилин, вминающийся в твою концепцию. Он — художник, партнер, соавтор. Потрясающе владел интонацией и модуляциями голоса — от высоких до очень низких. И получается, что он никогда не играл текст. Он играл что-то другое. Я думаю, многое у него шло не от ума, а от сердца, от органики. Что тоже является несомненным признаком большого актера. Я бы его, знаете, с кем сравнил? С Николсоном. Вот к кому он очень был близок — по энергии, по непредсказуемости. И не уступал. Ничуть.

Впервые я увидел Панина в спектакле Машкова «Смертельный номер»: уже там он меня зацепил. Спустя два года я пробовал его жену на одну из ролей в «Свадьбе». Панин пришел вместе с ней. Я посмотрел, как он сидит, как он ждет, как он курит. Что-то было в этом замечательно подлинное. Тогда как раз произошел некий перелом, и все известные актеры вдруг оказались во времени прошедшем. В нем же — я это внезапно почувствовал — клубилась новая жизнь. Панин был на 10–15 лет старше Гаркуши, героя фильма, но мне неожиданно это показалось совершенно неважным. И я стал его пробовать. С первой же секунды стало очевидно: это он, Гаркуша. Вечный наш герой, тот, кто сеет смуту. Как говорят американцы — troublemaker. Человек, который являет собой ходячую проблему и приносит неприятности всем, кто его окружает, — пьяница, врун, герой, предатель, талант, не способный реализоваться… У Панина удивительная пластика — как у молодого Джека Николсона. И та же бьющая энергетика, то же отрицательное обаяние, которое, тем не менее, разит тебя наповал. В его обществе тебе все время тревожно, он искрит какой-то угрозой. Эволюция героев Панина говорит об эволюции нашего социального героя. Если начинал он как хулиган, пьяница, поэт — то потом все больше играл кагэбэшников. Видно, насколько этот образ был востребован. Хотелось бы снова вернуть его к лирическому герою, потому что лично я пьяниц люблю гораздо больше. Но к сожалению...

Андрей Панин — чрезвычайно масштабный актер с безграничным диапазоном возможностей. Он безупречно работал на площадке. Мне с ним очень легко — ничего не надо долго объяснять. Он все чувствовал… Он органичный, как собака: понюхал воздух — и уже поймал флюиды истории. Стоило посмотреть, как он вел себя в перерывах между съемками на площадке. Вот есть полтора часа — многие садятся, треплются, смеются, развлекают друг друга байками или еще чем-то… Панин идеально сосредоточен, закрыт, погружен в себя. Не знаю, что за процессы у него в голове или в душе происходят. Не знаю, с кем он разговаривал: с ролью, с самим собой, с Богом, или еще с кем-то, знаю одно: на площадке он абсолютный интроверт. И абсолютный экстраверт в жизни: открытый, коммуникабельный. Он был готов к любому амплуа, к любой роли. От Клавдия до Отелло, от Гамлета до Бальзаминова. Реально: он мог сыграть все, что угодно. Женщину сыграет, собаку сыграет… Как-то он рассказывал о маленьком Сашке, который тогда еще не родился: показывал своего сына в утробе матери! Он могвсе, поверьте. Он даже соленый помидор мог сыграть.

С Паниным мы впервые встретились на съемочной площадке «Каменской». И эта встреча доставила мне минуты истинной радости. Я мечтал пересечься с ним в серьезной, большой работе. Он мне был, конечно, — родная кровь. По всему. Он ведь из Школы-студии МХАТа, и я в нем настолько чувствовал однокашника, что, мне кажется, лучшего партнера просто не найти. Мы оба обожали какие-то неожиданности на площадке, импровизации. И Андрей для меня всегда был неожидан. К несчастью, то новое, что актер способен дать, не очень интересует кинематограф, а телевидение и подавно. У наших кинорежиссеров слишком мало времени для того, чтобы посещать театр и видеть артистов в каком-то другом качестве. На самом деле, и режиссерам, и продюсерам, и нашим замечательным барышням, ассистентам по кастингу, нужно знать, что мы очень ждем неожиданных предложений и готовы к ним. Панин на экране показал только одну грань своих возможностей. А у него их не две и даже не три. Мы привыкли к Панину жесткому, крепкому, резкому, экспансивному — а он, безусловно, способен быть трогательным, слабым, даже беззащитным. Я, допустим, легко представляю Панина в роли Карандышева. Он бы сделал это удивительно.

Это настоящий профессионал. Он преподавал в студии МХАТа. И у него не один выпуск учеников, которые работают и в кино, и в театрах. Панин по-настоящему самобытен. Он мог играть совершенно разные роли, абсолютно непохожие на Панина «в жизни». Это на самом деле загадка. Я не видел, как он делает роль, хотя снимался с ним много раз: «Бригада», «24 часа», «Жмурки». Он приходил на площадку уже готовый, уже «в персонаже». Мне непонятно, в какой момент он ловил вот эту «изюминку», логику персонажа, откуда ее берет? Вот он разговаривает с тобой как Андрюша — и тут же, без паузы, входит в роль. Как будто кто-то из толпы под камеру вышел. Это был особый талант. На съемках «Свадьбы» площадка была оцеплена, Панин там играл бухарика. Когда он перешагнул через ленту ограждения, за ним побежали два мента и чуть его не арестовали. Вот насколько артист Панин был живой, народный и органичный.