5 цитат из прошлого о настоящем

Ниже приведены отрывки из известных литературных произведений, а также фрагменты писем и интервью великих писателей. Написаны они 100, 200 лет назад, но не теряют актуальности и по сей день.

Чеховский "Вишневый сад", вероятно, будет актуален всегда. Раз в 70-100 лет приходят новые Лопахины и вырубают наши вИшневые или вишнЁвые сады, Раневские мечтают уехать в Париж и живут прошлым, Гаевы строят громадные планы и ничего не делают, а про Фирсов просто забывают, обрекая на верную смерть.
Для примера монолог "вечного студента" Пети Трофимова из второго акта пьесы:
"У нас, в России, работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно. Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят "ты", с мужиками обращаются как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота... И, очевидно, все хорошие разговоры у нас для того только, чтобы отвести глаза себе и другим".

81-летний Лев Николаевич Толстой в интервью в 1909 году рассказал, какое впечатление на него производит Государственная Дума. С тех пор прошло 109 лет, а Дума все еще "отвратительна" и "никому не нужна":
"У меня от Думы три впечатления: комичное, возмутительное и отвратительное. Комичное в том понимании, какое оттенял Шопенгауэр, то есть противоположное естественному, нужному. Вот как если упал человек, когда он должен идти и не падать. Делается именно то, чего не нужно делать. Комичное, потому что мне все кажется, будто эти дети играют во взрослых. Ничего нового, оригинального и интересного нет в думских прениях. Все это слышано-переслышано. Никто не выдумал и не сказал ничего своего. У депутатов все перенято с европейского, и говорят они по-перенятому, вероятно, от радости, что у них есть "кулуары", "блоки" и прочее и что можно все это выговаривать. Наша Дума напоминает мне провинциальные моды. Платья и шляпки, которые перестали носить в столице, сбываются в провинцию, и там их носят, воображая, что это модно. Наша Дума — провинциальная шляпка. Возмутительным в ней кажется то, что, по справедливым словам Спенсера, особенно справедливо для России: все парламентские люди стоят ниже среднего уровня своего общества и вместе с тем берут на себя самоуверенную задачу разрешить судьбу стомиллионного народа. Наконец, Дума отвратительна — по грубости, неправдивости выставляемых мотивов, ужасающей самоуверенности, а главное, озлобленности. Такая Дума никому не нужна".

Шарль де Костер - гвоздь нашей сегодняшней программы. Роман бельгийского классика "Легенда об Улиншпигеле" был опубликован в 1867 году и повествует о борьбе Нидерландов за независимость от Испании в XVI веке. Гёзы, Фландрия, Филипп II - все это так далеко от нас, однако есть в книге эпизод, который заставляет забыть о дате написания и временах, в ней описываемых. Король Карл V отрекается от престола в пользу своего сына Филиппа II и после официальной церемонии, на которой местная знать рыдала в три ручья, прощаясь с "любимым" правителем, старый король напутствует короля нового:

"Чем дороже нам стоят наши возлюбленные, тем сильнее мы к ним привязываемся. Так же точно обстоит и с народами. Чем больше мы с них тянем, тем сильней они нас любят. [...] В Нидерландах я обрек на смерть по обвинению в ереси пятьдесят тысяч самых доблестных мужчин и самых хорошеньких девушек. Теперь я ухожу - нидерландцы сокрушаются. Не считая конфискаций, я выкачал оттуда денег больше, нежели из Вест-Индии и из Перу, - теперь они обо мне горюют. Я нарушил Кадзанский мирный договор, усмирил Гент, отменил все, что мне мешало, - свободы, вольности, льготы, я все предоставил усмотрению королевских чиновников, а жалкие людишки все еще мнят себя свободными на том основании, что я им дозволил стрелять из арбалета и во время процессий носить цеховые знамена. Они постоянно чувствовали на себе мою властную руку. Они сидят в клетке, наслаждаются жизнью, поют и оплакивают меня.

Сын мой, будь с ними, как я: благожелателен на словах, суров на деле. Лижи, пока можно не кусать. Клянись, неустанно клянись блюсти их свободы, вольности и льготы, но как скоро заметишь, что вольности сии таят в себе опасность, немедленно упраздняй их. Когда к подданным прикасаются робкой рукой, - они железные, но они же становятся стеклянными, когда ты дробишь их мощной дланью, Искореняй ересь, но не потому, что она противоречит римско-католической вере, а потому, что в Нидерландах она расшатывает устои нашей власти. Те, что нападают на папу, у которого целых три короны, мигом расправятся с государями, у которых корона всего лишь одна. Приравняй, как я, свободу совести к оскорблению величества, влекущему за собой конфискацию имущества, и ты будешь, как я, всю жизнь получать наследства. А когда ты отречешься от престола или же умрешь, они скажут: "Добрый был государь!" - и заплачут".
Складывается впечатление, что этим напутствием пользовались все правители всех стран, включая современных президентов и премьер-министров. Меняйте Гент и Нидерланды на любые другие города и страны, Карла и Филиппа на любых других государственных деятелей и вы поймете, что время идет, а ничего не меняется.

В финале короткое замечание Николая Карамзина.
В 1789 году Николай Михайлович посетил Европу и встречался там с русскими эмигрантами. Когда бывшие соотечественники спрашивали у Карамзина, что происходит на родине, то отвечал он всего одним словом: "Воруют".