Российская пропасть растет: Олигархи богатеют, бедные нищают

Коэффициент Джини (индикатор имущественного расслоения, принимает значения от нуля в случае абсолютного равенства до единицы​ в случае абсолютного неравенства), который непрерывно снижался с 2011 года, в 2017 году составил 0,41. Ниже он опускался только в 2005 году (0,409), а максимума достиг в 2006 году (0,422). Однако за девять месяцев 2018 года уровень неравенства опять вырос (в сравнении с январем-сентябрем 2017 года — с 0,400 до 0,402). К этому привел опережающий рост доходов 20% наиболее обеспеченного населения в сравнении с доходами 40% беднейших граждан (на 4,84% и 3,08% соответственно).

Вот как, по оценкам Центра развития ВШЭ, менялась структура доходов населения в январе-сентябре 2018 года. Наиболее высокими темпами росла оплата труда, включая серые зарплаты (6,33%). Ниже был темп роста других доходов (4,4%), социальных выплат (2,52%) и доходов от предпринимательской деятельности (1,55%). Доходы от собственности снизились на 7,41%. Драйверами роста доходов наиболее обеспеченной группы населения были оплата труда и «другие доходы», считают аналитики.

В то же время по итогам трех кварталов этого года низкая инфляция (2,5% - минимальное значение за постсоветское время) сопровождалась пониженными темпами инфляции для бедных (1,2%). В 2017 году именно такая ситуация стала одним из факторов снижения неравенства.

Как отмечает автор доклада, эксперт Центра развития Светлана Нисихина, более низкая инфляция для бедных в российской экономике эпизодически наблюдалась и раньше (например, в 2011 году), но регулярно фиксируется только с 2016 года. В 2017 году индекс потребительских цен составил 3%, а индекс прожиточного минимума — 1%. По итогам 2018 года индекс потребительских цен может составить около 4%, что может привести к увеличению показателей социальной дифференциации.

Согласно прогнозу Центра развития, в 2019 году потребительская инфляция может ускориться до 5,1%. Заметим, ЦБ ожидает по итогам 2019 года инфляции 5,5%. Вместе с тем, по прогнозу Минэкономразвития, рост реальной зарплаты в 2019 году замедлится до 1,4% после ожидаемых 6,9% по итогам 2018 года.

Ускорение потребительской инфляции и замедление роста зарплат спровоцируют увеличение неравенства, считают аналитики.

Напомним: доля бедных в населении РФ в 2017 году составила 13,2%, и сейчас правительство называет своим приоритетом ее снижение вдвое за следующие шесть лет. По мнению Счетной палаты, это практически невозможно, так как главный фактор для ее снижения — темп роста зарплат — в 2019—2024 годах не превысит 1−2,5% в год.

Как в реальности обстоит дело с неравенством, а также с перспективами имущественного расслоения общества?

— В мировом «табеле о рангах», в части расслоения населения по доходам, Россия выглядит очень неважно, — считает доктор экономических наук, независимый эксперт по социальной политике Андрей Гудков. — На деле, по этому показателю мы находимся на уровне стран Африки. Дело в том, что коэффициент Джини всегда становится высоким, если в стране отсутствует прогрессивный подоходный налог. В этом случае у государства не хватает средств на социальную защиту, и социальные трансферты всегда невысоки. Напомню к месту классический признак социального государства: бюджет системы социального страхования, плюс бюджет органов социальной поддержки должен быть больше, чем государственный бюджет.

«СП»: — В России это не так?

— Далеко не так. У нас разница между расходами госбюджета с одной стороны, и бюджетами соцстраха и органов соцподдержки с другой — огромная. Прежде всего потому, что в РФ очень низкие ставки страховых взносов.

Я, например, не раз говорил, что российские проблемы с пенсионным обеспечением — сугубо рукотворные, и связаны они с социальными реформами нулевых годов. Когда ставку страховых взносов с 29% понизили до 20%. Потом ее подняли до 22% - в то время как равновесный адекватный тариф составляет 26%. Из-за того, что в тарифе не хватает этих 4%, и получается дефицит в Пенсионном фонде.

Ситуацию с расслоением усугубляет плоская шкала подоходного налога, что не позволяет подпитывать органы государственной соцподдержки в регионах. Регионам, замечу, абсолютно не хватает средств, которые они получают на эти цели — и из федерального бюджета, и из своих собственных. Все же в России большая часть региональных бюджетов — дефицитная.

«СП»: — Как выглядят перспективы роста неравенства?

— Известна позиция Минфина и правительства: действующая система налогообложения не будет изменена. У нас с 2019 года начинается только налоговый маневр, который заключается в постепенной отмене экспортных пошлин на нефть и нефтепродукты (с нынешних 30% на пять процентных пунктов в год в течение шести лет) с одновременным повышением НДПИ. Но маневр принципиально картину с налогами не меняет.

Это значит, в России есть все предпосылки для повышения расслоения по уровню реальных доходов.

«СП»: — Высшая школа экономики считает, что повышение пенсий затормозит этот процесс. Это так?

— Да, президент Владимир Путин в своем августовском телеобращении пообещал, что к 2024 году пенсии вырастут до 20 тысяч руб. По его словам, в ближайшие шесть лет пенсии будут увеличиваться в среднем на 1 тысячу.

Но здесь нужно понимать: пенсии будут повышаться только для неработающих пенсионеров, а работающие пенсионеры по-прежнему не будут получать индексацию. Плюс, группа работающих пенсионеров будет сокращаться, потому что будет повышаться пенсионный возраст.

Так что согласиться с экспертами ВШЭ в этом моменте — торможении процесса расслоения путем повышения пенсий — я никак не могу.

Вообще должен сказать, когда в подобные расчеты включаются серые доходы — например, от зарубежной собственности, — они всегда являются оценочными. Это означает, что выводы ВШЭ о сокращении имущественного расслоения в последнее время — исключительно модельные показатели. Они могут быть как близки к реальности, так и очень от нее далеки.

На мой взгляд, надежды на сокращение социального расслоения в России являются не слишком обоснованными. По крайней мере до тех пор, пока сохраняется нынешний порядок: гражданин при доходе до 85 тысяч рублей в месяц несет налоговое бремя 40%, а при доходе свыше 1 млн. рублей — всего 26−27%. Получается, чем богаче человек в России, тем меньше он несет социальной ответственности. Такой механизм только стимулирует социальное расслоение.

— Примечательно, что один из наших главных либеральных исследовательских центров — ВШЭ — заинтересовался социальным неравенством, — отмечает декан факультета социологии и политологии финансового университета при правительстве РФ Александр Шатилов. — Раньше либералы эти вопросы опускали. И лишь сейчас, когда проблема стала острой для политического режима России, она вдруг стала обсуждаться по линии либеральной общественности. Думаю, наши либералы решили поиграть против державников и на социальном поле.

Теперь о раскладе по доходам и социальным возможностям в современном российском обществе. Разрыв в доходах населения в России, бесспорно, ощущается сильно. Статистика подтверждает, что сверхбогатые у нас богатеют, даже несмотря на кризисы, а бедные беднеют.

Но справедливости ради отмечу, что во многих социологических исследованиях на эту тему присутствует формально-объективистский подход. Мол, вот имеются опросы общественного мнения, вот статистика — и все цифры подтверждают, что разрыв между богатыми и бедными вырос.

На деле, нет ничего более лукавого, чем статистика. Опросы общественного мнения также часто не показывают реального расклада сил. Скажем, если говорить о материальном благополучии россиян, то сейчас положение рядовых граждан, и даже малообеспеченных слоев населения несопоставимо с тем, что было в «лихие 1990-е». Сегодня это положение куда более благоприятное — и с точки зрения заработка, и по наличию рабочих мест, потому что безработица в разы меньше. Я даже не говорю о том, что у части населения России сегодня имеется собственная «подушка безопасности» в виде накоплений, сделанных в «жирные 2000-е».

На деле, ключевая проблема в том, что наши олигархи не спешат делиться с обществом, а у власти не хватает политической воли, чтобы стукнуть по столу кулаком. Но пока эта проблема не является критичной для власти, и не несет угрозы возникновения политической и социальной нестабильности.