Кокорин и Мамаев наказаны. Другим неповадно будет? Да ладно!

Быстро сказка сказывалась, да нескоро дело делалось. Дело в данном случае — в прямом смысле. Уголовное. Суд раскладывал все по полочкам так долго, что всем уже осточертело, а он все раскладывал. Наверное, чтобы публика усвоила: правосудие есть. И будет есть.
Но усвоение прошло бы менее шероховато, если бы публика имела четкие ответы на ряд вопросов, которых она сейчас не имеет. А также если бы она была уверена в правильности позиций общества и государства, имеющих непосредственное, но никем не отмеченное отношение к инциденту.
Мне все равно, правильные ли выводы сделают Кокорин и Мамаев. Им теперь придется очень постараться, чтобы привлечь мое внимание как футболистам, а как с людьми мне с ними давно гектар не делить. На словах оба осознали вину — остальное покажет время. Затянутость и показушность процесса сработали тут скорее в минус, чем в плюс. Сократив к тому же реальный срок за счет времени, проведенного виновными в СИЗО. Но давайте представим, каким образом долгое разбирательство и достаточно суровое наказание поспособствуют недопущению подобного впредь. В этом ведь тоже задача правосудия, верно? Не только наказать, а и разобраться с причинами.
Почему никто не слышал ни частных, ни каких-то других определений в адрес кафе, где все произошло? Представьте себя на месте истца Пака. Сидите, завтракаете в столице нашей родины, вдруг рядом — ноги на стол, мат, гвалт, имитация актов, не слишком сопутствующих пищеварению, и другие атрибуты красивой жизни в чьем-то чужом, не вашем представлении. Что вам делать? Какие способы противостоять этому есть в вашем арсенале?
Затрудняюсь ответить. Но ведь они должны быть.
Сотрудники кафе прекрасно видели, что происходит. С их точки зрения ситуация развивалась нормально? Неужели не надо было вызвать полицию или самим урезонить охреневших клиентов? Если так, может, тогда и судить следовало Пака, а не эту компанию? Чего он вызверился на самом деле? Все ведь было культурно!
Официантов кафе привлекли в свидетели на балаганном уровне, но мне не доводилось слышать, чтобы суд признал: к танцам со стульями привели и их действия тоже. Точнее, бездействие. Ясно, что отдыхали VIP-клиенты, таких заведение стремится беречь. Но не ценой же наплевательства на других клиентов, тоже платежеспособных и куда более вменяемых?!
Идем дальше. Допустим, истец Пак не захотел нарываться, придержал в себе слово на букву «у» и вызвал полицию. Что потом? Ноги снимаются со стола, компания чинно рассаживается в круг, надеваются умильные маски, произносится столь востребованное в последние годы: «А ты докажи!» И полиция уходит. А шоу продолжается, только на новом градусе.
Какие у нас в принципе существуют методы противодействия трамвайному хамству кроме собственных кулаков и святого права получить стулом по голове? Не знаю. Не слышал о таких. Летел на днях в Краснодар. Слава богу, не «суперджетом». Соседями оказались две половозрелых особи мужского пола. В салон зашли последними, в кокоринско-мамаевском настроении, вели себя животновато. Выражались неакцентированно, но громко и площадно.
С языка рвалось слово из лексикона Пака, которому оба вполне соответствовали. Ограничился просьбой не материться. В ответ услышал:
— Вообще-то это старославянский язык, имеем право.
— Вообще-то есть четыре слова и их производные, официально признанные нецензурной бранью. Продолжите на борту — вас примут на посадке.
Так я им сказал. Но как думаете, приняли бы? Стюардессы все отлично слышали, но делали вид, что ничего не происходит. Комфорт клиентов — это же не безопасность судна и экипажа, это дело десятое. По крайней мере, обычных клиентов. Окрестные пассажиры до поры тоже помалкивали. А адептов старославянского (!) языка так возмутило слово «производное», которое раньше они то ли не слышали, то ли не использовали, что шоу перешло в двухчасовой гагачий базар. Ну, давайте, накидывайте теперь варианты действий. Переть на них буром, как Пак? Пытаться привлечь внимание стюардессы, которая и так все видит, но отводит глаза? Молча слушать уже вполне акцентированные выпады ящеров?
Хорошо, что взял наушники. И самолет, как оказалось, все же не глухой. После приземления народ выступил с коллективным осуждающим заявлением. Особенно внятным было тихое выступление одного пассажира с бицепсом такого объема, как у меня нога. Но административно паре ничего не будет. Хлопчики удалились, бормоча: «Мы закон не нарушали», и в следующий раз, вероятно, поступят так же. Как и другие последователи Кокорина с Мамаевым. Хотя, может, уже и не сами Кокорин с Мамаевым.
В нашем обществе и государстве страшно размыто и истерто такое понятие, как «личное пространство». Само государство оставило за собой право вторгаться в него, когда ему вздумается, но ничего не предприняло, чтобы защитить граждан от вторжения других. Под это не заточены ни законы, ни действия правоохранителей. Пока стулом не треснут — сиди, терпи. Или накачивай руку до объема ноги. Знакомая на рейсе американской авиакомпании решила покрасить лаком ногти. Старушенция-соседка возмутилась запахом ацетона, стюардесса потребовала прекратить, знакомая не согласилась («не могу же я прилететь с одной ненакрашенной рукой»), стюардесса пообещала небо в алмазах. По прилету знакомую приняли и жестко отпрофилактировали в отделении полиции аэропорта. Потому что какой бы грымзой ни была старуха, противный запах вторгся в ее личное пространство. Свобода знакомой закончилась там, где началась свобода другой пассажирки. Так правильно. Так должно быть.
Читаю на нашем сайте материал про Йона-Арне Риисе, норвежскую звезду «Ливерпуля». «Его отец выпивал и бил мать Йона-Арне (бывшую гимнастку и вратаря районной футбольной команды), она обратилась в полицию, его арестовали, и они развелись». У нас проще услышать кваканье про декриминализацию домашнего насилия, чем получить защиту по факту обращения. Защиту — не говоря уж про арест. Вот когда убьют, тогда и приходите. Хамят в самолете? А ты докажи! Очевидно: прими своевременные меры персонал кафе, не было бы ни дуэли на стульях, ни марлезонского судебного балета. Но доходы для кафе важней. Пусть клиенты сами заботятся о своем душевном комфорте, какая кафе разница? Да и что сказать полиции, если ее вызвать? Заберите этих, они ноги клали на стол? У нас и сама полиция порой так себя ведет. А нарушение общественного порядка пенальтируется в совсем других случаях, куда более важных для государства, чем скотское поведение группы мажоров. Теперь изменим угол обзора. Допустим, вы Кокорин и ударили не Пака, а какого-нибудь «никто-и-звать-никак». Есть сомнения в том, что судебный процесс в этом случае был бы совсем другим, если бы вообще был?
Да, истцы в наше время бывают разные. Перед тем как бить, лучше поиметь представление, кто стоит за чьей спиной. Не каждый истец способен быстро прислать своих людей для изъятия в кафе видеозаписи. И не каждым людям ее отдадут, особенно если на другой чаше весов — пять миллионов, предложенные будущими ответчиками, как про это писали.
Заметьте, речь вообще не идет об органах правопорядка. Есть сомнения в том, что, если бы не Пак, записью завладела бы другая сторона? Но разве так все должно быть устроено? В возне «випов» один оказался круче других, а «невипам» что делать и на кого рассчитывать?
Или взять побитого водителя. В том же Краснодаре картина: мужик перекрыл машиной проезжую часть, сзади гудят, он посылает всех лесом. «Хочу и стою». Что с ним делать? Наш побитый водитель теперь десять раз подумает, кого называть петухами, но для того, чтобы пресечь хамство, порой нужно быть пьяными Кокориным и Мамаевым, не меньше. Потому что проникновение в личное пространство в России не считается поводом для вмешательства государства. Разбирайся сам, будь ты хмурым утренним шофером или оживленным рассветным футболистом. Сам. Как хочешь. Те, кто должен этим заниматься, — им некогда, или лень, или не видят оснований, или калибр у тебя не тот и статус жидковат. А потом это выливается в дорогостоящие нескончаемые процессы, террабайты новостных лент и реальные судебные сроки. Злость и агрессия в нашем обществе, к сожалению, не подлежат профилактике. Хотя воспитательный эффект от борьбы с хамством на ранних стадиях был бы намного выше. Правда, есть важный момент: на дорогах, в кафе и вообще перед законом все должны быть равны, иначе выйдет пшик. Он, собственно, пока и выходит.
Про деньги, наверное, тоже стоит сказать. Драки происходят и в куда менее пафосных забегаловках, при совсем других суммах заказа. Однако деньги — показатель положения в обществе. Несусветные для 99,5 процентов населения страны 250 тысяч на завтрак — заявка на выбор модели поведения: кафе потерпит, пипл схавает. Сколько таких завтраков, интересно, было у Кокорина и Мамаева до того, как они нарвались на Пака? В целом, не думаю, будто показательная порка, устроенная футболистам судом, станет глобальной наукой для остальных. Кто-то задумается, кто-то вскоре забудет. А предпосылки никуда не денутся, все исходные данные останутся прежними.
Оборонять свое личное пространство нам придется самим, не имея на то особых правовых оснований. Неприличное будет называться неприличным только после запротоколированных ударов стулом, да еще не по всякой голове. Топ-клубы продолжат платить топ-игрокам столько, сколько диктует искривленный, а не объективный рынок. А те продолжат все сильнее не чуять под собою страны, в которой живут. Да и не они одни, если честно.
Конечно, мы помним: они топ-спортсмены, они заработали на «макаллан» и икру тяжелым трудом и талантом. Но. Читаю на нашем сайте интервью с главным тренером «Мурома» Владимиром Казаковым. «Вспоминаю союзное время, — говорит Казаков. — Вторая лига — рублей 120-180 зарплата, первая — 180-300, высшая — 300-600. То есть градация в целом разумная, соизмеримая. Сегодня эту пропасть измерить нечем, нет таких инструментов. Поэтому в низших лигах все омолаживаются, и мне пока не очень понятно, хорошо это или плохо».
Вот так. Пропасть. Заставляющая задуматься о формировании шкалы футбольных зарплат, об их рыночности и соответствии уровню жизни в стране. К чему причастны все те же незримые фигуранты нашего судебного процесса — общество и государство.

Кстати, Дацюк уже посоветовал Мамаеву и Кокорину ехать на зону, дать там по ляму и идти на свободу по УДО. (не от автора).