Гайдай против цензуры СССР: как хитрость и случайности помогли сохранить комедии, ставшие классикой

Вот только у каждого из них был долгий и тернистый путь на экран. Всему виной невероятные претензии комитета по цензуре, которые обходить Гайдаю помогали как его хитрость, так и удачные случайности.

Например, «Иван Васильевич» должен был идти на 10 минут дольше, но режиссера заставили вырезать 177 метров отснятого материала. И это, как говорится, удалось отделаться малой кровью.

Ведь главный редактор Госкино был обижен образом царя и считал это издевательством над Иваном Грозным, якобы выставленным дураком. Гайдай убеждал, что это лишь переодетый управдом, но тот был непреклонен, из-за чего фильм дважды оказывался на полке.

Он же пытался слить фильм с проката из-за сцены, где царь на кухне Шурика стоит у плиты и жарит котлеты. К счастью, Гайдай убедил худсовет, что достаточно просто вырезать этот эпизод.

В одной из сцен, где Бунша  задает вопрос «За чей счет этот банкет?», ответ должен был звучать следующим образом: «Народ, батюшка, народ!». Худсовет увидел в этом сатиру на советскую власть, поэтому реплику пришлось заменить на «Во всяком случае, не мы!».

Проблемы у царя возникли и с местом жительства. По задумке Гайдая, на вопрос милиционеров Иван Васильевич должен был ответить, что проживает по адресу «Москва. Кремль». Цензура же запретила смеяться над «святым местом», поэтому ответ был изменен на «в палатах царских».

«Кавказская пленница» должна была начинаться с небольшого мультика: мимо дощатого забора проходит Трус и пишет букву Х, следом подходит Балбес и оставляет букву У, а Бывалый должен был дописать всё это как «Художественный фильм». Ожидаемо, цензура такой юмор не оценила.

Песню о султане в Госкино также не одобрили, назвав её пропагандой аморального образа жизни. Из-за этого пришлось вырезать несколько куплетов.

Например, этот:

Если даст мне жена каждая по сто,

Итого триста грамм - это кое-что!

Но когда «на бровях» прихожу домой -

Мне скандал предстоит с каждою женой!

Её вообще хотели выбросить из фильма целиком, но Гайдай смог отстоять. На этом проблемы не закончились, ведь песню про медведей тоже посчитали «неправильной». В оригинале они «чесали спину о земную ось». Редколлегия увидела в этом неэстетичный намек на блох.

Правда, «Кавказская пленница» вообще не увидела бы свет, если бы случайно не попала к Брежневу, который оказался доволен комедией и допустил её в прокат. В итоге фильм стал четвертым в СССР по сборам.

В «Операции «Ы» Шурика должны были звать Владиком. Но поскольку у комедийного персонажа, по мнению партии, не может быть имени вождя мирового пролетариата, героя пришлось переименовывать.

На финальном смотре картины комиссия отказала фильму в широком прокате из-за сцены со студентами, сдающими экзамен. По мнению цензуры, действие больше напоминало капустник, а погоню «негра» верзилу за Шуриком назвали «лишней, не несущей никакого смысла».  

Гайдай не согласился с правками, из-за чего фильму была присвоена 2-ая категория. Только после вмешательства директора «Мосфильма» Сурина и цензора Пырьева, неоднократно помогавшему режиссеру, картину спасли и выпустили под 1-ой категорией.

По поводу «Бриллиантовой руки» Гайдай и вовсе получил 40 замечаний. После них к нему направили на съемочную площадку контролера из КГБ, который должен был вовремя тормозить режиссера и докладывать наверх.

Разумеется, эпизод со стриптизом Светланы Светличной попал первым на удаление из-за чрезмерной соблазнительности.

Из фильма также хотели вырезать Лёлика из-за схожести с Брежневым, особенно в сцене крепкого «поцелуя» с Гешей.

Не нравились Госкино и выбранные актеры. Гайдаю заявили, что «Миронову не везет в кино, а он ещё и кривляется», «Никулин играет не достаточно остро», «Светличная соблазнительна», а «Мордюкова слишком жирно играет, что представляет собой безумную одержимую пошлость».

Фильм мог вообще не выйти, если бы не хитрость режиссера. В начале фильма он вставил кадр из документального фильма о ядерной войне, требуя, чтобы удалили любую сцену, но только не этот кусок. Из-за обостренной международной обстановки Госкино поступило с точностью наоборот, как и хотел Гайдай: этот момент вырезали, оставив все остальные сцены.

В итоге режиссер ликовал, а советское кино получило одну из самых любимых комедий, сохраняющих популярность и по сей день.