Фронтовик Иннокентий Смоктуновский: «Не верьте, что на войне не страшно»

Специально ко Дню Победы «Я люблю кино» предлагает вашему вниманию воспоминания легенд нашего экрана, повидавших войну в самых жестоких её проявлениях.

«Ты просто счастливчик, несмотря что доходяга»

Будущего великого актёра призвали в армию в 1943 году, когда ему исполнилось 18. Пройдя курс подготовки в пехотном училище, он был отправлен на фронт, где принимал участие в битве на Курской дуге и в операции по форсированию Днепра. Во время последней Иннокентий Смоктуновский (тогда носивший свою настоящую фамилию — Смоктунович) был впервые представлен к медали «За отвагу».

Вместе с ещё одним солдатом ему поручили доставить важные документы в штаб, располагавшийся на острове посредине Днепра. Реку нужно было преодолеть вброд — и это при том, что противник прекрасно об этом знал и простреливал переправу, уже убив накануне двух курьеров.

«Затея эта была обречена, это понимали все. Мой напарник, лишь войдя в воду, был ранен и не мог держаться со мною рядом. Я же должен был уходить, пытаться прорваться сквозь зону обстрела... где-то у середины протоки, захлёбываясь, едва успевая схватить воздуха перед тем, как опять уйти под воду, оглянувшись, увидел, как он, странно разбрасывая руки, боком, как споткнувшийся или пьяный, тяжело падал в воду, барахтался, вставал и опять валился на бок...».

Смоктуновский с заданием справился и приобрёл славу любимчика фортуны.

«Оказывается, за нашим купанием в Днепре наблюдали многие, и все, кто видел, как колошматили нас на протоке, были немало удивлены, узнав, что меня даже не царапнуло. "Ну везет тебе, длинный, ты просто счастливчик, несмотря что доходяга"».

Приказ о награждении

В декабре 1943-го молодой солдат попал в плен во время операции по освобождению Киева, однако через месяц сумел бежать. И снова ему очень везло.

«Когда я бежал из плена и, пережидая день, спрятался под мост, вдруг вижу – прямо на меня идёт немецкий офицер с парабеллумом, дежуривший на мосту, но перед тем, как глазами натолкнуться на меня, он неожиданно поскользнулся и упал, а когда встал, то, отряхнувшись, прошёл мимо и потом опять стал смотреть по сторонам…».

Выжить Смоктуновскому удалось чудом.

«Меня, восемнадцатилетнего, измученного мальчишку, вёл инстинкт самосохранения. Я выведывал у крестьян, где побольше лесов и болот, где меньше шоссейных дорог, и шёл туда. Фашистам там нечего было делать, в отличие от партизан. Так добрёл до посёлка Дмитровка... Постучался в ближайшую дверь, и мне открыли. Я сделал шаг, попытался что-то сказать и впал в полузабытье. Меня подняли, отнесли на кровать, накормили, вымыли в бане. Меня мыли несколько девушек — и уж как они хохотали! А я живой скелет, с присохшим к позвоночнику животом, торчащими рёбрами».

Отлежавшись в доме украинской семьи (контакты с которой он впоследствии поддерживал всю жизнь), Смоктуновский смог присоединиться к местному партизанскому отряду, а уже в мае вернулся на фронт. Во время наступления в Польше он увидел страшную и впечатляющую сцену, ставшую для него символом войны.

«Город, должно быть, предполагали взять внезапно, налетев вихрем огромного кавалерийского соединения, и оно на исходе ночи в долгой веренице однообразных приглушённых звуков быстро мчавшихся лошадей стремительно проносилось мимо нас. В их безмолвной устремлённости было что-то от страшного миража живого, закручивающегося вокруг тебя омута. Многие всадники были в чёрных плечистых бурках и в уходящей темноте виделись огромными доисторическими чудищами со сложенными крыльями... Ни единого слова, ни единого отдельно выделенного какого-нибудь звука. Такое живое устремление силы и воли я видел впервые и не знаю, в чём тут дело, но, глядя на уносящуюся великолепную пружину эту, ясно помню нехорошее почему-то ощущение жути, тоски».

Вскоре он снова увидел промчавшихся мимо кавалеристов — уже в совсем другом состоянии.

«Сдвинутые на обочины дороги чёрные, обуглившиеся нагромождения людей и животных. Запёкшиеся чёрные бурки. Застывшие всадники в исковерканных сёдлах с приваренными к сапогам стременами. Задранные головы лошадей с лопнувшими глазами, на чёрно-маслянистых лицах воинов жёстко торчали из-под лихо заломленных кубанок спалённые чубы волос... Как чудовищные экспонаты жестокости войны, немо вопия с обеих сторон дороги, они провожали нас, идущих вперёд к жизни, победе, будущему. Было трудно дышать — запах палёной шерсти, сожжённого мяса и сгоревшей нефти долго был нашим попутчиком. Засада фашистских огнемётчиков перед самыми стенами Седлеца сделала своё страшное дело».

С дочерью Марией

Своё отношение к войне Смоктуновский исчерпывающе выразил уже в названии своих мемуаров — «Я ненавижу войну». Ненависть эта, однако, не помешала ему получить ещё одну медаль «За отвагу» в январе 1945-го. Воевал Смоктуновский в полном соответствии с написанными им позже словами:

«Не верьте, что на войне не страшно, это страшно всегда. А храбрость состоит в том, что тебе страшно, а ты должен преодолеть животный ужас и идти вперёд, и ты это делаешь».