Отец американской литературы Вашингтон Ирвинг

Сегодняшнему русскому читателю Вашингтон Ирвинг (1783-1859) в лучшем случае известен как автор первоисточника «Сонной лощины» Тима Бёртона, а меж тем этот писатель, которого называют «отцом американской литературы», при жизни стал знаковой фигурой не только для США, но и для Европы.

Ирвинг, выходец из семьи обосновавшихся в Нью-Йорке купцов, интересовался литературой с ранних лет. Родившийся 3 апреля 1783 года, в один год с окончанием Американской революции, названный в честь Джорджа Вашингтона, Ирвинг являлся продуктом своей страны и своей среды, но вместе с тем с детства был очарован книгами. Уже в юности под псевдонимом Джонатан Олдстайл он писал сатирические очерки в журнал своего брата Питера Morning Chronicle, а позже совместно с другим братом Уильямом и их общим другом драматургом Джеймсом К. Полдингом публиковал юмористические эссе в их собственном журнале «Сальмагунди».

Но первым знаковым произведением молодого литератора стала «История Нью-Йорка от сотворения мира до конца голландской династии, написанная Дидрихом Никербокером», опубликованная в 1809 году. Книга пародировала популярный в то время путеводитель «Портрет Нью-Йорка» авторства доктора Сэмюэла Л. Митчелла. Именно с «Истории Нью-Йорка» и началось литературное путешествие Вашингтона Ирвинга в поисках национального прошлого и собственного стиля. Юмористические новеллы этой книги, описывающие быт и нравы голландских бюргеров, населявших Нью-Йорк, представляют собой сатирическую летопись города, зафиксированную неким Дидрихом Никербокером и найденную после его загадочного исчезновения. Живой остроумный характер книги обеспечил Ирвингу первый настоящий литературный успех и обратил на молодого американца внимание европейских литературных кругов.

Вскоре после первого литературного успеха Ирвинг отправился в поездку по Европе, затянувшуюся на 17 лет. Первые шаги писателя в Старом Свете, однако, давались ему тяжело: несмотря на интерес публики к «Истории Нью-Йорка», все попытки опубликовать новый сборник «Книга эскизов Джеффри Крэйона» в британских издательствах заканчивались провалом. Ирвинг получил отказ от крупнейшего лондонского книгоиздателя Джона Мюррея, в сотрудничестве ему отказал и эдинбургский литературный альманах. Лишь протекция Вальтера Скотта, встреча с которым стала для американца судьбоносной, помогла Ирвингу наконец выпустить свою новую книгу, которая имела в Британии оглушительный успех.

Ирвинг быстро стал вхож в британские литературные круги, начиная от гостиной «принца книготорговцев» Джона Мюррея и заканчивая знакомством с такими поэтами и писателями, как Томас Мур, Исаак Дизраэли и Мери Шелли. Пораженный его остроумием и талантом, Вальтер Скотт сделал Ирвинга своим протеже и ввел в мир европейского книгоиздательства, и молодой писатель жадно впитывал новые впечатления от общения с европейским литературным обществом.

«Книга эскизов» стала романтическим осмыслением опыта поездки Ирвинга в Старый Свет. Однако писатель не рядился в одежды европейца. Он не стремился к подражательности и не гнался за авторитетом маститых писателей Старого Света. Подавая Европу глазами американца, он расцвечивал сборник новелл зарисовками и историями о США, стране еще молодой, но уже полной для романтика-Ирвинга тайн и загадок, от легенд об индейском колдовстве до рассказов о призраках первых европейских поселенцев. При этом ирвинговская Америка не лишена комичности, плутовства и здоровой коммерческой жилки. Так писатель начал формировать собственный стиль — все еще оставаясь романтиком, он все дальше отходил от нарочито серьезной подачи традиционных романтических тем.

Ту же линию он продолжил и в сборниках «Брейсбридж-холл, или Юмористы» и «Рассказы путешественника». Отказываясь от всеобщего увлечения уже поднадоевшей готикой, Ирвинг подавал ее в юмористической, иронической обертке, умело балансируя между европейскими и чисто американскими сюжетами и зарисовками (в том числе об индейцах — «Филип из Поканокета», «Черты индейского характера»). Призраки и проклятия Старого Света оборачивались у него веселой буффонадой, и даже Черный Человек из глухих американских лесов становился героем комическим, как в рассказе «Дьявол и Том Уокер», где ушлый американский ростовщик напропалую торгуется с дьяволом из древних лесов Америки, надеясь выгадать себе более выгодные условия при продаже души. Даже самые сентиментальные и поэтичные зарисовки Ирвинга не лишены иронии.

Чем дольше писатель оставался в Европе, тем больше его интересовала ее история. Но этот интерес вырастал не из одного лишь очарования Старым Светом — Ирвинг находился в постоянном поиске собственных корней. Начавший с истории родного Нью-Йорка в Америке, Ирвинг обратил свой взор вглубь веков, в Европу, где, путешествуя от страны к стране, пытался найти то, что сформировало американцев как нацию, те ингредиенты, которые позже смешались в плавильном котле Нового Света, дав жизнь новой американской культуре. Даже прожив в Европе долгие годы, Ирвинг оставался американцем. Он не забывал коллег с родины и буквально открыл для европейцев многих ныне известных писателей и поэтов, среди которых были Фенимор Купер, Уильям Каллен Брайант и Генри Вордсворт Лонгфелло. Освоившись в Британии, Ирвинг не только помогал издавать книги своим соотечественникам, уже добившимся успеха в США, но и организовывал одновременное издание их новых произведений по обе стороны океана, преодолевая препятствия, связанные с практически не действовавшими в то время законами об авторских правах. Он никогда не терял контакта ни с американскими друзьями, ни с Никербокеровским кружком писателей, сформировавшимся вокруг журнала «Никербокер» (в честь Дидриха Никербокера), который издавал друг Ирвинга Чарльз Хоффман.

Но Ирвинг чувствовал: американской литературе — да и культуре в целом — не хватает того многовекового фундамента, на котором стоит культура европейская. Потому он не раз обращался к обширному прошлому Европы. Рассказы писателя из сборников «Книга эскизов», «Брейсбридж-холл», «Рассказы путешественника» изобилуют бытовыми зарисовками, фантазиями об истории Британии, рассуждениями об английском национальном характере и местных суевериях. В творчестве писателя в целом чувствуется влияние английского романтизма с его интересом к истории и сверхъестественному.

Под влиянием Вальтера Скотта, как раз в то время увлекшегося немецким материалом, Ирвинг обратился и к той части Европы, где зародился романтизм, — Германии. Он принялся переосмыслять немецкий фольклор, трансформируя его в нечто новое и почти неузнаваемое. Его интересовали не только литературные произведения, но и народные, старинные немецкие сюжеты, которые он не стеснялся смело переносить на американскую почву, переделывая на свой лад. Даже источником самой известной его новеллы «Легенда о Сонной лощине» послужила немецкая легенда о горном духе Рюбецале, обработанная и записанная Иоганном Музеусом в сборнике «Народные сказки немцев». Сказочный покровитель гор Рюбецаль, наказывающий плута за то, что тот, переодевшись в безголового всадника, хотел ограбить путников, у Ирвинга превратился в находчивого американского парня Брома Бонса, который при помощи такого же маскарада прогоняет из деревни своего суеверного соперника в любви. А в знаменитом рассказе «Рип ван Винкль», герой которого встретил в горах Катскил странную компанию, выпил с ними и проспал 20 лет, угадываются немецкие сказки о Петере Клаусе и Карле Катце. Здесь, как и во многих других своих произведениях, Ирвинг опирался на исходный европейский материал, но переносил заимствованные сюжеты на американскую почву, щедро приправляя их реалиями Нового Света, — превращал немцев в голландских переселенцев, оборачивал сверхъестественное розыгрышем, высмеивал суеверия и стремился в первую очередь развеселить читателя. При этом Ирвинг зачастую намеренно отступал от привычного романтического канона, делая выбор в пользу иронии и комизма, создавая свой собственный, американский вариант романтизма.

Чем дольше Ирвинг путешествовал по Старому Свету, тем глубже в историю он погружался. Мостик из Америки в Европу, который ему удалось перекинуть благодаря тонкому сочетанию и переосмыслению — и в каком-то смысле присвоению — европейской литературной традиции, стал еще прочнее, когда писатель оказался в Испании.

Здесь он нашел ту же романтическую противоречивость, что откликалась в нем при изображении Америки — страны совсем юной, но в то же время имеющей за плечами историю, корни которой уходили в Старый Свет. Проживая в испанской Гранаде, еще хранившей следы мавританского завоевания и пронизанной флером мусульманской культуры, Ирвинг обратился к временам открытия Американского континента: к истории Колумбовых открытий, привлекших его еще и потому, что как раз в то время широкой публике стали доступны многие исторические документы. Здесь писатель проявил себя не только как историк и автор рассказов, но и как биограф. Он написал романтические и скорее художественные, нежели достоверные книги «Жизнь и путешествия Христофора Колумба» и «Путешествия и открытия сподвижников Колумба». Кроме того, заинтересовавшись историей испанской Реконкисты, Ирвинг, умело сплетая факты и вымысел, создал «Хронику завоевания Гранады». Испанские впечатления послужили материалом и для сборника новелл «Альгамбра» о прекрасном мавританском дворце в Гранаде, куда вошла «Легенда об арабском звездочете» — один из источников «Сказки о золотом петушке» Пушкина. Часами просиживая в архивах и библиотеках, Ирвинг искал сведения о временах, когда европейская цивилизация только-только начинала знакомиться с его родным континентом. Таким образом он расширял географию американского исторического прошлого, включая в него и историю Южной Америки, без открытия которой Старый Свет никогда бы не узнал об Америке Северной.

Ирвинг вновь посетил Испанию в 1842–1845 гг., когда его пригласили работать при испанском дворе в качестве посла США. В ходе второго визита в эту страну он продолжал исторические изыскания и, очарованный окружавшими его следами мусульманской культуры, принялся за историю пророка Мохаммеда «Магомет и его преемники», которую издал уже в Америке в 1850 г., а также вновь взялся за заметки о мавританских завоеваниях в Испании.

В 1832 г. Ирвинг впервые за долгие годы возвратился на родину и отправился в поездку по западным штатам, в том числе по индейским территориям. Результатом этого воссоединения с США стала книга «Поездка в прерии». Чуть позже Ирвинг по приглашению Джона Джейкоба Астора побывал на его предприятии в Скалистых горах и выпустил «Асторию», рассказывающую не только о работе одноименного форта и центра меховой торговли, но и о жизни и особенностях всего региона. На волне интереса к развитию американского фронтира Ирвинг написал и «Приключения капитана Бонневиля», вдохновленные историями и материалами самого Бенджамина Бонневиля о его путешествиях по Орегону и неисследованным территориям в районе Скалистых гор. Возвращение в Америку и успех его новых книг, где смешались правда и вымысел, поэтические описания и достоверные факты, доказало таким критикам Ирвинга, как Фенимор Купер и Филип Френо, что Ирвинг вовсе не был натурализовавшимся английским аристократом и что его сердце по-прежнему принадлежало родной стране. Он вновь стал тесно сотрудничать с журналом «Никербокер» и принялся обустраивать свое поместье Саннисайд на Гудзоне, куда окончательно вернулся после дипломатической работы в Испании.

В Саннисайде на закате жизни Ирвинг все так же отдавал предпочтение более объемным историческим и биографическим произведениям. Он написал биографию Оливера Голдсмита, а затем пять томов «Жизнеописания Джорджа Вашингтона». Но искать в его поздних книгах достоверных сведений смысла не больше, чем полагаться на историческую точность ранней «Истории Нью-Йорка». Даже принимаясь за исторические труды или биографии, Ирвинг оставался в первую очередь писателем, мечтателем и фантазером. Он неизменно подавал реальные исторические события в поэтическом или ироническом ключе и умело сплетал факты с откровенным вымыслом, создавая увлекательные сюжеты и превращая исторических личностей в героев романов.

Всю жизнь балансируя между Америкой и Европой, Ирвинг еще при жизни стал классиком, которому удалось не просто заимствовать, но и успешно адаптировать многовековые культурные традиции Старого Света, заложив тем самым прочный фундамент для молодой американской литературы.