Кормящие штаты Америки.

У россиян — короткая память: согласно соцопросам, они считают США врагом № 1, забыв, что Штаты неоднократно помогали их стране. Так было и в ходе обеих мировых войн — официальный Вашингтон не только был союзником, но и помогал займами и различной техникой. А незадолго до Первой мировой обычные американцы в прямом смысле спасали могучую, как казалось тогда многим, Российскую империю от голода.

Сохранились даже художественные доказательства этому — картины, нарисованные известным российским художником-маринистом Иваном Айвазовским.

В апреле 1892 года он наблюдал, как в прибалтийские порты Лиепаю и Ригу прибывали американские корабли, груженные пшеничной и кукурузной мукой. В России их ждали с нетерпением, так как уже почти год империя страдала от голода, вызванного неурожаем.

Власти не сразу согласились на предложение филантропов из США о помощи. Ходили слухи, что тогдашний российский император Александр ІІІ прокомментировал продовольственную ситуацию в стране так: “У меня нет голодающих, есть только пострадавшие от неурожая”.

Однако американская общественность уговорила Санкт-Петербург принять гуманитарную помощь. Фермеры штатов Филадельфия, Миннесота, Айова и Небраска собрали около 5 тыс. т муки и отправили ее за свои деньги — сумма помощи составила около $1 млн — в далекую Россию. Часть этих средств пошли также на обычную финансовую помощь. Кроме того, американские государственные и частные компании предложили российским аграриям долговременные займы на сумму $75 млн.

Айвазовский написал два полотна на эту тему — Раздача продовольствия и Корабль помощи. И подарил оба вашингтонской Corcoran Gallery. Неизвестно, был ли он свидетелем сцены прибытия хлеба из США в русскую деревню, изображенную на первой картине. Однако атмосфера всеобщей благодарности американскому народу в тот голодный год была намного больше, чем в современной России.

Останься картины в РФ, возможно, россияне сохранили бы и чувство благодарности к американцам.

“Осень 1890‑го была сухой,— писал в своих воспоминаниях Дмитрий Нацкий, юрист из российского города Елец, расположенного возле Липецка.— Все ждали дождя, в сухую землю боялись сеять озимые хлеба и, не дождавшись, начали сеять во второй половине сентября”.

Дальше он указывает, что посеянное почти нигде не взошло. Ведь зима была малоснежной, с первым весенним теплом снег быстро сошел, и сухая земля не насыщалась влагой. “До 25 мая стояла страшная засуха. В ночь на 25-е я услышал журчание ручьев на улице и очень обрадовался. Наутро оказалось, что прошел не дождь, а снег, сильно похолодало, и снег сошел тольна следующий день, но было поздно. И угроза неурожая стала реальной”,— продолжал вспоминать Нацкий. Он также указал, что в итоге собрали очень бедный урожай ржи.

Засуха была повсеместной в европейской части России. Писатель Владимир Короленко так описывал это бедствие, постигшее Нижегородскую губернию: “По иссыхающим нивам то и дело проходили причты с молебнами, подымались иконы, а облака тянулись по раскаленному небу, безводные и скупые. С нижегородских гор беспрестанно виднелись в Заволжье огни и дым пожаров. Леса горели все лето, загорались сами собою”.

Предыдущие несколько лет тоже были малоурожайными. В России на такие случаи еще со времен Екатерины ІІ существовала система помощи крестьянам. Состояла она в организации так называемых местных продовольственных магазинов. Это были обычные склады, в которых сохранялось зерно впрок. В неурожайные годы региональная администрация ссужала из них крестьянам хлеб.

При этом к концу ХІХ века российское правительство привыкло к постоянным денежным поступлениям от экспорта зерна. В удачные годы в Европу продавалось больше половины урожая, а казна ежегодно получала более 300 млн руб.

Весной 1891 года Алексей Ермолов, директор департамента неокладных сборов, составил записку министру финансов Ивану Вышнеградскому, в которой предупреждал об угрозе голода. Правительство провело ревизию продовольственных магазинов. Результаты были пугающими: в 50 губерниях они были наполнены на 30 % от нормы, а в 16 регионах, где урожай был самым низким,— на 14 %.

Однако Вышнеградский заявил: “Сами не будем есть, а будем вывозить”. Вывоз зерна продолжался в течение всех летних месяцев. В тот год Россия продала почти 3,5 млн т хлеба.

Когда же стало понятно, что ситуация действительно критическая, правительство распорядилось запретить зерновой экспорт. Но запрет продержался всего десять месяцев: крупные помещики и коммерсанты, которые уже скупили хлеб для вывоза за рубеж, пришли в негодование, и власти пошли у них на поводу.

В следующем году, когда в империи уже вовсю свирепствовал голод, россияне продали в Европу еще больше зерна — 6,6 млн т.

А в это время американцы, прослышав о грандиозном голоде в России, собирали хлеб для голодающих. Не зная, что склады зернотрейдеров забиты экспортной пшеницей.

Голод игнорировали не только торговцы — власти первое время не признавали, что в стране настоящее бедствие. Князь Владимир Оболенский, российский меценат и издатель, по этому поводу писал: “Цензура стала вычеркивать из газетных колонок слова голод, голодные, голодающие. Корреспонденции, которые были запрещены в газетах, ходили по рукам в виде нелегальных листков, частные письма из голодающих губерний тщательно переписывались и распространялись”.

К хроническому недоеданию добавились болезни, которые при существующем тогда уровне медицины в империи обернулись настоящим мором. Социолог Владимир Покровский посчитал, что из‑за голода к лету 1892 года погибли по меньшей мере 400 тыс. человек. Это притом что в деревнях учет умерших велся далеко не всегда.

20 ноября 1891 года Уильям Эдгар, американский издатель и филантроп из Миннеаполиса, который владел достаточно влиятельным в то время журналом Northwestern Miller, отправил в российское посольство телеграмму. От своих европейских корреспондентов он узнал, что в России настоящая гуманитарная катастрофа. Эдгар предложил организовать сбор средств и зерна для страны, терпящей бедствие. А посла Кирилла Струве просил узнать у царя: примет ли он такую помощь?

Через неделю, не получив никакого ответа, издатель отправил письмо того же содержания. Из посольства отреагировали еще через неделю: “Ваше предложение правительство России принимает с благодарностью”. ЧЕЛОВЕК

В тот же день Northwestern Miller вышел с пламенным воззванием. “В нашей стране зерна и муки настолько много, что это продовольствие вот-вот парализует транспортную систему. У нас столько пшеницы, что мы не сможем всю ее съесть. В то же время самые паршивые собаки, бродящие по улицам американских городов, питаются лучше, чем русские крестьяне”.

Эдгар отправил письма 5 тыс. зернотрейдерам восточных штатов. Он напомнил своим согражданам, что в свое время Россия очень помогла США. В 1862–63 годах, во время Гражданской войны, далекая империя прислала к американскому побережью две военные эскадры. Тогда существовала реальная угроза, что рабовладельческому югу, с которым воевал промышленный, придут на помощь британские и французские войска. Русские корабли простояли тогда в американских водах семь месяцев — и Париж с Лондоном не решились ввязываться в конфликт еще и с Россией. Это и помогло северным штатам победить в той войне.

На призыв Уильяма Эдгара откликнулись почти все, кому он отправил письма. Движение по сбору средств для России развернулось по всем Штатам. Нью-йоркский симфонический оркестр дал благотворительные концерты. Эстафету подхватили оперные исполнители. В итоге только артисты собрали для далекой империи $77 тыс.

Гуманитарную муку американцы свозили три месяца. Уже 12 марта 1892 года пароходы Миссури и Небраска с грузом помощи отправились в Россию. Сам Эдгар доплыл до Берлина, а до Петербурга добирался поездом. На границе его постиг первый шок. “Русские таможенники были так строги, что я почувствовал себя крысой в ловушке”,— писал путешественник. Эдгара поразила российская столица — ее роскошь не слишком соответствовала голодающей стране. Тем более что встретили его по местной традиции с хлебом и солью в серебряной солонке.

Затем американский филантроп проехался по голодающим регионам. Там‑то он и увидел настоящую Россию. “В одной деревне я наблюдал, как женщина готовила обед на семью. В горшке варилась какая‑то зеленая трава, к которой хозяйка бросила пару пригоршней муки и долила полстакана молока”,— писал Эдгар позже в своем журнале.

Поразили его и сцены раздачи привезенной им гуманитарной помощи. Один чиновник, занимавшийся распределением, разрешил голодным крестьянам взять столько, сколько они смогут унести на себе. “Изможденные люди взваливали на плечи по мешку муки и, едва передвигая ноги, тащили его своим семьям”,— сообщал Эдгар.

Не обошлось и без привычных для России курьезов, которые для американца были непонятны. Уже в Лиепае часть гуманитарки бесследно исчезла. Эдгара предупредили, что местные торговцы пойдут на любые хитрости ради выгоды. Месяцем ранее правительство закупило 300 тыс. фунтов зерна. Оказалось, что почти все оно перемешано с землей и потому было непригодно для употребления.

Американцы сильно облегчили жизнь голодающих регионов и в ответ получили искреннюю благодарность со стороны главных реципиентов помощи — обычных крестьян. Это впечатлило Айвазовского, который написал сразу два полотна об американской помощи.

Но о голоде, как и о картинах мариниста, увезенных в Вашингтон, в России вскоре позабыли. Как, впрочем, и о движении, начатом Уильямом Эдгаром.

Лишь в 1962 году обо всем этом стали писать американские газеты. Тогда США и СССР оказались на грани ядерной войны из‑за размещения на Кубе советских ракет. И американцы попытались найти точки соприкосновения в прошлом.

Первая леди США Жаклин Кеннеди одолжила картины Айвазовского у Corcoran Gallery для конференц-зала в Белом доме. На их фоне президент и его пресс-секретари выступали с заявлениями о ходе выяснения отношений с Москвой. Полотна Айвазовского, по мнению американской стороны, напоминали о былых братских чувствах между двумя народами.

Послужившие истории полотна в 2008 году продали на аукционе Sothеby’s за $2,4 млн. Покупатели — частные лица — неизвестны.

Мой интерес - поддержание нормальных и дружеских связей между американским и российским народами. Именно народами, а не правительствами. Плохо, когда не помнят добра. Ведь среди выживших благодаря этой помощи, очень возможно, и наши с вами прямые предки тоже, без них не было бы и нас. И ведь это не единственный пример помощи американского народа России. И если хотя бы у одного человека найдется достаточно великодушия , чтобы просто сказать "спасибо" и ничего больше - значит, я постил это здесь не зря.