УКРАИНЕЦ от БОГА

Зная критичную направленность моего творчества, читатель вправе спросить: а были ли, на мой взгляд, в украинской истории положительные персонажи? Да и я сам часто задаю себе этот вопрос. Жадный и хитрый Грушевский, пославший мальчишек под Круты, а сам сбежавший из Киева, а потом, когда все улеглось, упросивший большевиков пустить его назад на родину? Да еще и написавший советскому правительству, что он готов переступить через трупы убитых красными украинских героев! Какой же это положительный персонаж? Обычный негодяй и мошенник. Первый глава украинского правительства Винниченко, торговавшийся в 1920 году с теми же красными за пост уже в правительстве Советской Украины? Прощелыга и больше ничего. Его ясновельможность Павло Скоропадский, почувствовавший себя украинцем только в тот момент, когда ему предложили стать гетманом и бросивший на произвол белых офицеров, защищавших его от Петлюры? Пусть гетман был умен, образован, остроумен, но на героя он никак не тянет. Петлюра? Но как же быть с тем, что он докатился до должности цепного пса при Пилсудском и, не моргнув глазом, отдал Польше не только все наследие Даниила Галицкого, но еще и пообещал сохранить власть польских помещиков на той урезанной, куцей, марионеточной Украине, которую ему пообещали в 1920 году с польского панского плеча? Только мученическая смерть от пули наемного убийцы примиряет меня с Петлюрой.

Евгений Чикаленко, родившийся в 1861г., был прямым потомком запорожских казаков. Часть из них после ликвидации Сечи была переведена на Кубань. Из другой части составили Бугское казачье войско. Вот в нем-то и нашел свое место дед Чикаленко, Иван Михайлович. Он дослужился только до урядника — казачьего унтер-офицера, а его двоюродный брат (кузен, как называл своего пращура по боковой линии Евгений Харлампиевич) погиб в войне 1812 года. «В храмі Спасителя в Москві, — писал в мемуарах Чикаленко, — де на стінах вирізані імена убитих в Наполеонівську війну офіцерів, стоїть і ім’я прапорщика Годорожія-Чикаленка, кузена мого діда».

Земля в Новороссии, как называли тогда нынешний юг Украины, отвоеванный при Екатерине II у Крымского ханства, стоила копейки. Экспорт хлеба давал баснословные прибыли. Если дед Евгения Чикаленко был простым урядником, то его отец был уже одним из богатейших херсонских помещиков, выслуживший на гражданской службе дворянство. Маленького Евгения отдали на учебу во французский пансион в Одессе. Но там ему в руки попался том Гоголя: «Тарас Бульба зробив на мене таке вражіння, що я цілими днями не міг ні про що думати, як тільки про запорожців у червоних жупанах з оселедцями на голові: вечорами я довго не міг заснути і все мріяв про те, як би його, як Колумб, найти нову землю і там заснувати Запорізьку Січ; або величезною китайською стіною обнести давнє Запоріжжя, про яке раніше я читав у нашому підручнику, але на звертав уваги».

Отец Евгения Чикаленко рано умер. С матерью он разошелся еще до смерти, и детей воспитывал дядя — жесткий и ехидный реалист. Учеба в Одесском пансионе, где вольного сына степей заставляли разговаривать по-французски, быстро надоела. Мальчишку, грезившего идеями воскрешения запорожцев, перевели в Елисаветградское реальное училище. Там он жил в семье Тобилевичей — создателей первого украинского профессионального театра. Три брата Тобилевича — это те самые Панас Саксаганский, Николай Садовский и Иван Карпенко-Карый, известные школьникам по сценическим и литературным псевдонимам. А их отец, Карп Тобилевич, — прототип главного героя одной из самых смешных украинских комедий, написанных его сыном, — «Мартына Борули».
Как вспоминал Чикаленко, «крім революційної літератури, ми захоплювались Добролюбовим, Писарєвим, а особливо Чернишевським… «Что делать?» Чернишевського зробило на мене таке вражіння, що я, захопившись Рахметовим, зняв матрац з свого ліжка і довший час спав на голих дошках, як і той герой Чернишевського. Багато з нас захоплювались так званим нігілізмом і відкидали поезію, музику, а деякі доходили до негування звичайних правил пристойності: наприклад, скидали на головній вулиці чоботи і сушили на тумбочках умисне найбрудніші онучі»…

Мог бы Чикаленко не вспоминать эти портянки, которые сушили прямо на тротуаре его однокашники по реальному училищу в Елисаветграде? Наверное. Но он любил писать правду со всеми смачными подробностями. Поэтому и деятели украинского освободительного движения встают со страниц его мемуаров, как живые. Иногда кажется, что они даже пахнут — кто портянками, кто супом, кто деньгами.
Настроения у подростка Чикаленко были идеалистические: «Я, як і багато моїх товаришів, мріяв про те, що, як буду дорослим, то роздам свій маєток селянам, а сам припишуся до селянської громади, провадитиму життя простого селянина і буду таким способом проливати світ в народну масу».
На каникулах будущий меценат стал читать сельским хлопцам Тараса Шевченко и Марко Вовчок. Дядя, узнав об этом, высмеял его: «Ти мужикам читаєш, а вони бздять тобі під ніс».

ПРОГРЕССИВНЫЙ ЦАРИЗМ. Не в пример нынешним шароварным патриотам, Чикаленко хорошо понимал, что Украина возникла благодаря… Российской империи. «До Хмельниччини Україна кінчалася Чернігівщиною, Прилуччиною та Лубенщиною за Дніпром, одрізана від Чорного моря татарами, а тепер вона займає вдвоє більші простори на лівім березі Дніпра, ніж на правім, і колонії свої розкидала, як аванпости, далеко за Волгою, за Каспієм, по всьому Сибіру аж до Зеленого чи Сірого Клину над Великим океаном. Це компенсація за Віслоччину та Засяння, що поляки забрали у нас силою на заході, певне, навіки. А український народ завоював оцю величезну територію не мечем та гарматами, а плугом».
Описывая дни своей молодости, Чикаленко совершенно честно указывает причины слабости украинского движения. Александр II, по его словам, «був дуже популярний серед усіх верств людности за визволення селян з неволі, за новий суд, земство та инші реформи». Убийство этого царя террористами-народовольцами «обурило тоді проти революціонерів як більшість інтелігенції, так і все селянство, яке казало, що пани вбили царя за те, що він відібрав від них кріпаків». Он признает, что «про самостійність України, суверенність її державного життя тоді ще, чи вже, й мови не було. Відсутність якого б не було протесту проти указу 1876 году, яким заборонено було українське слово, доводила повне безсилля української інтелігенції і повну темноту народу».
Все надежды первых «будителей» Украины 80-х годов XIX века были на то, что заграница нам поможет: «Німці не потерплять дальшого зміцнення Росії і колись зорганізують коаліцію проти неї і розіб’ють цю величезну державу на її природні складові частини: Фінляндію, Прибалтику, Польщу, Україну і т.д. А до того часу нам треба сидіти смирно, тихо і в межах дозволеного»…

Мудрая политика Александра III не оставляла никаких шансов на немецкое вторжение. Первым делом этот царь открыл Крестьянский банк, в котором можно было получать дешевые кредиты бывшим крепостным для покупки земли. Дворянские поместья потихоньку стали переходить в руки кулаков. Крестьяне так увлеклись идеей личного обогащения, что им было не до самостийной Украины. Как вам читать у Чикаленко такое: «Олександр ІІІ, вступивши на престол, повів рішучу боротьбу з революціонерами; винищивши майже зовсім народовольців, він заходився коло реформ на користь селян, аби відібрати грунт у революціонерів. Він заснував Селянський земельний банк, за поміччю якого багато панських земель перейшло в руки селян, тим більше, що жидам було тоді заборонено купувати та орендувати землю, чим відкинуто було одного з діяльних конкурентів, охочих до купівлі землі».
Тем не менее, поместье самого Евгения Харлампиевича было образцовым. Он вел дела на заграничный манер, улучшая породы скота, методы обработки земли и импортируя американскую технику: «Бажаючи облегшити працю робітників, я позаводив у себе в господарстві американське знаряддя. Американський фермер сяде собі на плуг з сідалом і, не втомлюючись, виоре скільки йому треба… Але виявилось, що для нашого некультурного робітника це знаряддя не підходить: як тільки господар чи економ скриються з очей, він починає дрімати, сидячи на вигідному пружинистому сідалі, і врешті засне, а коні теж, не чуючи принуки, йдуть повільніше, поки не постають та, гризучи траву, не позаплутуються. Бачачи це, селяни, бувало, кажуть мені: «Нашому чоловікові треба такого плуга, щоб видирався йому з рук, щоб він упрів… Так само, як торгувати нашому чоловікові можна тільки дьогтем та білою глиною, чи вапном, щоб не міг з’їсти свого краму». Справді, довелося більшість американського знаряддя скласти до сільськогосподарського музею».

Большую часть прибыли от своего поместья Чикаленко вкладывал в свое хобби — создание Украины. Но дело продвигалось крайне туго. Пришло, скажем, однажды в голову меценату пожертвовать 1000 рублей (гигантскую по тем временам сумму — 200 месячных жалований младшего офицера!) на написание популярной истории Украины в одном томе. Редакция журнала «Киевская старина» охотно приняла эти деньги и объявила конкурс. Но никто в назначенный срок не написал книжку, и даже не сел за нее! Только краем уха Чикаленко услышал, что историю Украины в одном томе пишет «кацапка» из-под Мурманска Александра Ставровская — супруга украинского историка Ефименко. Добрый Чикаленко распорядился выплатить ей аванс. Но когда госпожа Ефименко закончила свое произведение, завистники из «Киевской старины» во главе с профессорами Грушевским и Антоновичем заявили, что оно написано «не с тех» позиций, и отказались книгу публиковать. Так жаба задавила первую популярную историю Украины для детей.
Если бы вы знали, сколько еще раз Евгению Чикаленко приходилось попадать в подобные ситуации! Даст деньги потенциальным Тарасам Бульбам на «українську справу», а те их украдут или прогуляют.

Олесь Бузина, 3 августа 2008 года.