ТЕЛЕФОН И СТАЛИН

Когда я учился в академии, русскую и советскую литературу нам преподавал профессор Владимир Максимович Пискунов, автор десятков книг и монографий. Он мне рассказал такую байку: «Где-то в 1942 году профессор, условно говоря, Сидоров, потому что фамилию его я запамятовал, написал монографию о Багратионе. И вот когда профессор читал лекцию в холодном институтском зале, к нему прибежала секретарь ректора и перепуганно выпалила: «Профессор, вам товарищ Сталин звонит!»

Пожилой учёный не успел добежать до аппарата. Взволнованный ректор предупредил его:

«Сегодня в семь часов вечера вам на квартиру будет звонить сам товарищ Сталин!».

А надо сказать, что профессор жил в коммуналке. Поэтому, вернувшись домой, он обошёл всех соседей и попросил их ровно в девятнадцать часов не занимать телефон. Люди, естественно, пошли учёному навстречу, хотя и не знали, с кем будет общаться их сосед. В назначенное время раздался звонок. Сталин сказал примерно следующее:

«Вы написали очень замечательную, интересную книгу. Она дорога нам ещё и как та самая ложка к обеду или яичко к Христову дню. Идет такая огромная война, так что опыт прошлых лет нам очень ценен. Но вот с некоторыми посылами в вашей книге я решительно не согласен. Таких пунктов четырнадцать. Первый…»

Сталин говорил, как всегда, глуховато и медленно. Где-то на третьем или четвёртом пункте жильцы-коммунальники заволновались: они, дескать, уважили профессора, а он хамеет. Бедному учёному ничего не оставалось делать, как с дрожью в голосе сказать вождю:

«Извините, товарищ Сталин, но телефон у нас общий — квартира коммунальная, и я его больше не могу занимать, людям надо звонить».

Положив трубку, профессор пошёл к себе в комнату и стал собирать тюремный чемоданчик, поскольку понимал, какую бестактность допустил в отношении дорогого товарища вождя. И правильно сделал (не допустил, а собрал), потому что к нему нагрянули три чекиста ровно через полчаса после телефонной беседы. Посадили учёного в чёрный воронок, привезли в один дом с тёмными окнами, подняли в лифте на четвёртый этаж, открыли двери, и старший сказал:

«Вот это теперь ваша квартира. А через пять минут вам позвонит товарищ Сталин».

Ровно через пять минут раздался звонок, и великий вождь продолжил, как будто разговор вовсе и не прерывался: «Пятый пункт, по которому я с вами не согласен!..»

В этой байке для меня лично ценно отнюдь не то, что приходит на ум сразу: экий могущественный человек был Сталин! Взял и поселил профессора безо всяких проволочек в отдельную квартиру — надо полагать, не в «хрущобу», их тогда просто не существовало. Куда важнее другое: в разгар такой страшной войны вождь не просто прочитал специфическую монографию, о которой не все-то историки ещё знали, но и нашёл время позвонить автору. А ведь мог элементарно передать своё мнение через многочисленных своих помощников. Наконец, мог и вызвать профессора в Кремль для беседы. Однако Иосиф Виссарионович предпочёл телефон…

Как говаривал «наше всё» Александр Сергеевич, мы ленивы и не любопытны. Мы даже представить себе не можем того факта, что только за время 1418 дней войны Сталин лично сделал несколько десятков тысяч телефонных звонков! А может, и того больше. Сколько, точно мы уже никогда не установим. Как никогда мы не узнаем, что обсуждалось вождём в телефонных беседах с директорами тысяч военных предприятий, перебазированных за Урал, с секретарями парткомов этих заводов, с представителями Государственного комитета обороны, с конструкторами, генералами, адмиралами, рабочими, колхозниками, артистами, дипломатами, учёными…

Во время хрущёвской заполошной борьбы с культом личности были уничтожены журналы регистрации междугородних переговоров вождя. А ведь достоверно известно, что Иосиф Виссарионович мог элементарно позвонить среди ночи председателю какого-нибудь дальневосточного колхоза и поинтересоваться у него видами на урожай в регионе. Страна во время Великой Отечественной и жила-то по распорядку, заведённому в Кремле: ночью все руководители бодрствовали до шести утра. А вдруг позвонит Сталин! И это не красивая авторская завитушка для публицистического «оживляжа». Так было на самом деле. Вождь действительно мог позвонить куда угодно, кому угодно и когда угодно. Это знали связисты во всех концах необъятного Советского Союза. У них даже была разработана технология соединения хозяина Кремля с дальними абонентами. Перед тем как Сталин собирался говорить, телефонисткам по всей цепочке, какой бы длительности она ни оказалась, надлежало «прозвонить» все телефонные узлы, протереть штекеры и ячейки спиртом, чтобы шумы и трески не отвлекали «высокие разговаривающие стороны».

…Сталин почти мистически любил телефон. Он был его самым преданным и незаменимым помощником с революционных бурных лет. Положим, Ленин тоже телефонной связью никогда не брезговал. Иначе бы откуда появилась легендарная его установка о захвате почты, телеграфа, телефона и… банков. Но тем не менее Владимир Ильич не оставил нам вдохновляющих примеров обращения с телефонным аппаратом. С телеграфным — да, было дело. Даже есть знаменитая картина Игоря Грабаря «В.И. Ленин у прямого провода», где председатель Совнаркома выдаёт ЦУ и ЕБЦУ (ценные и ещё более ценные) указания. Оно и понятно. Во времена ленинского правления первым государством рабочих и крестьян так называемая междугородняя телефонная связь существовала лишь между Москвой и Питером. Начало активной деятельности Сталина в партии и в стране совпало с бурным развитием телефонной связи. И вождь оценил её со всей восточной мудростью и дальновидностью. Если хотите, длинную и затяжную борьбу с Львом Троцким Иосиф Сталин выиграл исключительно с помощью телефонного аппарата. И не спешите автора одёргивать за крамольные посылы. Потому что перед каждым съездом партии, перед каждой партийной конференцией, да элементарно перед каким-нибудь серьёзным совещанием (буквально!) Иосиф Виссарионович не гнушался «обзвонить товарищей», поинтересоваться их мнением, подправить это мнение, в случае чего, по нужному направлению. Да и просто мог позвонить и поинтересоваться: «Ну как там у тебя дела, товарищ Киров?».

…Почему-то именно в этом месте вспомнился старый анекдот. Полночь. Сталин звонит Микояну:

«Анастас Иванович, а как так получилось, что двадцать шесть бакинских комиссаров были расстреляны, а ты один остался в живых?».

Заплетающимся от страха языком Микоян в который раз рассказывает, почему именно его не расстреляли.

«Ну хорошо, дорогой Анастас Иванович, спокойной ночи».

Далее звонок Молотову.

«Товарищ Скрябин, вот мы посадили твою Полину Жемчужную. А тебе не кажется, что муж и жена — одна сатана?» — «Коба, ну я же тебе сколько раз доказывал, что никогда не интересовался её гнусными делами». — «Ну хорошо, спокойной ночи».

«Берия, а не сдаётся ли тебе, что в последнее время ты слишком много людей отправил на тот свет?» — «Но это же наши враги, Коба!» — «Враги, говоришь. Ну хорошо, спокойной ночи».

И таким макаром вождь обзванивает всех своих соратников по Политбюро. Потом с чувством глубоко исполненного долга говорит сам себе:

«Вот как-то так: успокоил товарищей, теперь можно и самому спать».

Вы заметили, что в анекдоте телефон – на втором месте после вождя? А народные байки, доложу вам, никогда не появляются просто так, с бухты-барахты. Они всегда отражают самую сущность нашего бытия.

Возвращаясь к упомянутой борьбе Сталина с Троцким, следует подчеркнуть, что «великий лев революции» никогда не снисходил к тому, чтобы поговорить по телефону с однопартийцами, «провентилировать их мнение». Товарищ Лейба Бронштейн предпочитал действовать через свиту своих многочисленных помощников, будучи всегда уверенным в том, что, когда наступит время, он поднимется на трибуну, произнесёт свою очередную пламенную, зажигательную речь и обеспечит себе, как обычно, большинство перед этой «гениальной посредственностью» Сталиным. Поначалу так оно и случалось сплошь да рядом. Однако Сталин, как никто, умел терпеть и ждать. И уже к концу 1920-х годов кадровый аппарат, подобранный и расставленный на местах Сталиным (в том числе и с помощью телефонного аппарата!), выбросил Троцкого на помойку истории, где ему, собственно, и место. Иосиф Виссарионович твёрдо знал, что кадры решают всё. Лев Давыдович этой истины не понимал. Сталин переиграл Троцкого именно как аппаратчик. Пройдёт время — и точно такой же победы он добьётся и над Гитлером.

И вот здесь я очень хочу быть правильно понятым. Конечно же, в минувшей войне победил наш солдат, ведь у него оказалось и ратное умение лучше, и силы духа больше, чем у врага. Оружие мы в целом выпускали эффективнее, нежели противник. И вообще потенциальные силы того социалистического общества, даже при всех его теперь уже нами осмысленных пороках, объективно оказались прогрессивнее общества немецкого. (Именно поэтому тоталитаризм советский и тоталитаризм германский никогда не могут быть уравнены между собой. Потому что при всех извивах тех непростых времён социализм никогда не был звериным, человеконенавистническим). Но не в последнюю очередь победа досталась нам благодаря чёткой, надёжной работе отечественного бюрократического механизма, главным агрегатом которого выступал ГКО. А динамо-машиной того агрегата являлся Сталин. Тут самое примечательное то, что ведь советской бюрократической машине противостояла германская — самая надёжная в мире, веками отлаженная, да ещё и фанатично-педантичная.

Понимаю, сколь уязвимо подобное сравнение, однако повторяю, кроме всего прочего, Сталин сумел переиграть Гитлера как аппаратчик, как бюрократический руководитель, постигший высшие законы управленческого функционерства и умело применивший их в экстремальных военных условиях. Фюрер, кстати, тоже прекрасно владевший всеми формами и методами понуждения общества к войне, тем не менее даже ничего отдалённо напоминающего наш ГКО создать так и не смог. (Характерно, что к телефону бесноватый относился столь же пренебрежительно, как и Троцкий. Зато он любил перед публикой «вещать для истории». Поэтому в его кабинете всегда (повторяю: всегда) находилась стенографистка. Сталину подобное в голову не пришло бы.)

А сейчас, уважаемые читатели, — открытие потрясающее и где-то даже невероятное! Тем не менее вполне очевидное. Оказывается, даже печально и трагически известные репрессии 1938 года случились из-за телефона! При этом автор тоже прекрасно понимает, что главная причина репрессий заключается в самой сердцевинной сути всякой революции, которая всегда пожирает тех, кто её затевает. Исключений здесь не бывает. Но что касается конкретных событий, а именно знаменитых процессов над «троцкистско-зиновьевскими собаками» и прочими «врагами народа», то были они во многом, если не в решающем, спровоцированы непосредственно телефоном. И тут не обойтись без солидного отступления.

В начале 1930-х Разведывательное управление РККА (Разведупр) сумело найти подход к имперскому советнику В. Веннеру, руководителю службы криптографии рейхсвера, а через него — к руководителю службы прослушивания телефонов Германии имперскому советнику Гансу Кумпфу. Это был феноменальный успех советской военной разведки. Никогда раньше такого она не добивалась! Случился этот прорыв во многом благодаря усилиям Артура Артузова. Поэтому Сталин разрешил ему докладывать напрямую, минуя своего непосредственного начальника Яна Берзина. Так Артузов стал в Разведупре глазами и ушами Сталина. Он регулярно носил вождю магнитофонные плёнки с телефонными разговорами всех высших бонз Германии, включая самого Гитлера! Иосиф Виссарионович имел хорошие познания в немецком, хотя никогда этим не хвастался. И все плёнки с разговорами своих противников хранил у себя, периодически их прослушивая. Но на всякий случай подстраховал себя мнением специалистов. Они были единодушны: записи подлинные!

В апреле 1935 года Кумпф внезапно покончил жизнь самоубийством из-за неразделённой любви к молодой танцовщице. Потеря для Артузова казалась невосполнимой. Однако тут помог случай. Его подчинённый вышел на заместителя Кумпфа — Кранке. Это был заядлый игрок, неутомимый ходок по бабам, и поэтому ему постоянно не хватало денег. И однажды Кранке предложил: за небольшое вознаграждение я буду снабжать вас телефонной информацией о политической обстановке не только в Германии, но и в СССР. Сталин распорядился на подобную информацию не жалеть никаких денег. И тут такое началось, что мама не горюй. Вождь стал получать плёнки с записями телефонных разговоров своих «друзей-соратников-недругов» центнерами! Положим, он и раньше предполагал, что многие его ближайшие друзья плетут заговоры против него. Хотя не до такой же степени!

Здесь я сознательно обхожу стороной вопрос о том, что немецкая разведка специально и злонамеренно снабжала первого человека в СССР информацией, компрометирующей его соратников. Это, как говорится, тема отдельного исследования. Важно другое. Сталин в любом случае получал кассеты с записью подлинных телефонных разговоров людей, действительно затевавших против него недоброе! Можно что-то сочинить, подставить, подправить на одной кассете. Тем более в сер. 1930-х годов. Но, когда кассет сотни, тысячи и на каждой такие дикие подробности заговора, что волосы встают дыбом, тут уже никакие инсценировки в расчёт браться не могут. Иосиф Виссарионович понял: его предавали люди, которым он доверял! Где-то к сер. 1935 года Сталин стал получать буквально девятый вал убедительных доказательств о масштабном заговоре с целью убить его и захватить власть в стране. Магнитофонные записи потрясающе откровенных бесед заговорщиков подтверждали это. Они буквально хмелели и теряли бдительность, особенно тогда, когда выезжали за границу.

Вместе с Артузовым вождь внимательно изучал разговоры Григория Зиновьева,Алексея Рыкова, Льва Каменева, Николая Бухарина и многих других. Даже

Сергея Кирова, который был к этому времени убит! Педантичные немцы сохранили записи тайных бесед, из которых следовало, что Киров со своими соратниками первым намеревался расправиться с «зарвавшимся грузином». Нарком связи Рыков с потрясающими подробностями излагал то, как он будет отключать связь в Кремле, а также контролировать телефонные переговоры руководства партии и правительства. Больше всего Сталина поразило, что всю правительственную связь, оказывается, могли контролировать всего-то 5–7 связистов!

Наркомат связи в руках заговорщиков! Вряд ли такое приснится руководителю государства даже в страшном сне! Но и это ещё не всё. Иосиф Виссарионович слушал магнитофонные записи телефонных разговоров, в которых заговорщики детально обсуждали, как лучше организовать аварию на городской телефонной сети, чтобы ни у кого не вызвать подозрения. Он прекрасно знал голоса своих старых друзей. За столько лет совместной революционной борьбы изучил каждую их интонацию. И теперь с горечью констатировал вослед Плутарху: предатели предают прежде всего себя самих.

Не мог вождь не думать и о другой немаловажной вещи. Если такое огромное количество телефонных разговоров записано на территории СССР, притом не только на обычных линиях связи, но даже и на правительственных, то какой должна быть разветвлённой шпионская сеть, работающая у него под носом, каковы вообще масштабы предательства! И тогда Сталин поручил Лазарю Кагановичу провести тщательное расследование деятельности НКВД, особенно тех отделов, которые отвечали за правительственную связь. Именно в это время с подачи Лазаря Моисеевича и возникла на политическом небосклоне Советского Союза маленькая фигура Николая Ежова. Это он лично установил, что глава НКВД Генрих Ягода несанкционированно прослушивал разговоры всех членов правительства, в том числе и самого Сталина.

Более того, Енох Гершевич Иегуда самостоятельно определял, о каких прослушанных разговорах следует докладывать Сталину, а о каких нет, чем грубо нарушал установленный порядок подготовки донесений для Сталина. В ходе расследования был выявлен колоссальный размах незаконной деятельности Ягоды. Он научился так ловко манипулировать данными, полученными из телефонных разговоров, что мог запросто влиять на решения Сталина о назначении людей на руководящие должности в стране. Порой Ягода считал (несколько раз он даже самодовольно проговаривался!), что это могущественный он, Иегуда, а отнюдь не Сталин. Узнав об этом, Иосиф Виссарионович пришёл в ярость. Читателю кажется, что с Ягодой тут же расправились. Отнюдь. Как великий государственный деятель, Сталин никогда не рубил с плеча. Он назначил Ягоду наркомом связи СССР. Правда, приказал сотрудникам НКВД установить за новым главой ведомства постоянное наблюдение, дабы выявить все его контакты с работниками НКВД, РККА, ЦК, институтов и предприятий, выпускавших средства связи.

В конце 1935 года Артур Артузов получил первые сведения о том, что Михаил Тухачевский организовал заговор против Сталина, чтобы сместить его с поста главы правительства. Вождь, как всегда, недоверчиво воспринял этот сигнал, полагая его откровенной дезинформацией. Хотя опять же на всякий случай распорядился усилить контроль за маршалом. В беседе с Артузовым пожаловался:

«У меня такое ощущение, как будто кто-то постоянно за мной наблюдает!» — «Признаться, Иосиф Виссарионович, я и сам в замешательстве». — «А могли ли немцы начать игру с нами, посылая нам дезинформацию?» — «Подобное нельзя исключать. Но что я вам гарантирую точно, так это то, что все материалы подлинные. Я несколько раз привлекал к анализу магнитофонных записей известных советских музыкантов. Из пятнадцати человек никто не высказал сомнения в подлинности голосов на плёнках».

В декабре 1936 года сотрудник Артузова в Германии сообщил, что Кранке запросил огромную сумму, так как имеет очень ценную информацию, касающуюся самого вождя. Разведупр затребованную сумму Кранке заплатил и получил… разговор Сталина с его женой Аллилуевой накануне её самоубийства!

…Иосиф Виссарионович обладал несгибаемой, воистину стальной волей и нечеловеческой выдержкой. Однажды в ссылке на пикнике Яков Свердлов стал в шутку распространяться о том, что Кобу запросто-де могли завербовать в охранке, припугнув его или подвергнув пытке и он якобы вполне мог и предать своих товарищей. В ту пору подобные слухи активно муссировались в партийной среде. Тогда ещё Джугашвили молча положил левую ладонь на горящие угли. Запахло жареной человечиной. Свердлову сделалось дурно. А Коба спокойно заметил:

«Запомни, Яков, и другим передай: меня нельзя ни запугать, ни сломать».

И тем не менее, услышав голос покойной жены, Сталин побледнел и схватился за сердце. Артузов вызвал врачей. Сталина с сердечным приступом отвезли в больницу. Оправившись от болезни, он начал действовать быстро и решительно. 11 января 1937 года Артузова освободили от работы в Разведупре и перевели в НКВД заниматься архивами. Иосиф Виссарионович лично распорядился разорвать все контакты с Кранке и остальными немецкими агентами в Научно-исследовательском институте Германа Геринга. В марте 1937 года арестовали Генриха Ягоду, который признался, что дал указание Карлу Паукеру прослушивать все телефонные разговоры Сталина, в том числе и те, что велись по ВЧ-связи. С этой целью он неоднократно посылал Паукера в Германию приобретать спецаппаратуру для дистанционного прослушивания. Её и обнаружили в его рабочем кабинете и на одной конспиративной квартире НКВД, которую использовал только Ягода.

В апреле 1937 года арестовали Паукера, позже — Артузова. При обыске выяснилось, что последний скрыл от Сталина полученные от немцев записи телефонных разговоров Тухачевского с немецкими генералами. Они были сделаны во время его участия в германских манёврах 1932 года, где он договаривался о суммах вознаграждений за передачу секретных сведений немецкой армии. Артузов также скрыл от Сталина и записи нескольких разговоров Иеронима Уборевича, Михаила Тухачевского и Иона Якира в 1935 году, содержавшие сведения о том, что они детально разрабатывали план захвата власти. Артузов был старым другом Тухачевского и на свой страх и риск не доложил о такой информации Сталину. Это сыграло решающую роль при вынесении ему смертного приговора. Сокрытие подобной информации было расценено как пособничество немецкой разведке.

В мае арестовали Отто Штейнбрюка, Глеба Бокого и Стефана Узданского. Так началась грандиозная чистка: уничтожали всех, кто знал хотя бы что-нибудь о проекте прослушивания. Выявляли тех, кто мог помогать Ягоде, Паукеру устанавливать подслушивающие устройства. Ежов предложил усовершенствовать процедуру поиска врагов. К ним причисляли тех, кто когда-либо встречался с репрессированными или их родственниками или говорил с ними хоть раз по телефону, поэтому число таких «врагов народа» многократно увеличилось. Аресты охватили не только Разведупр, НКВД, ЦК, РККА, но и многие наркоматы, которые выполняли заказы РККА, и в первую очередь наркомат связи. Материалы, обнаруженные при обыске Артузова, послужили поводом для ареста М. Тухачевского 22 мая 1937 года в Куйбышеве. 25 мая маршала допросили, предъявив записи более полусотни его телефонных разговоров! Михаил Николаевич тут же признался, что участвовал в заговоре.

Удивительная вещь: на всех судебных процессах «враги народа» очень быстро признавались в шпионаже против СССР, когда им предоставляли магнитофонные записи их бесед. Услышав свою речь, где они подробно обсуждали различные темы сотрудничества с немецкой разведкой, саботажа, диверсий или свержения правительства, арестованные испытывали такой психологический шок, что подписывали любые свидетельства, которые им предъявляли следователи НКВД. Этим отчасти можно обосновать то, что многие командиры, в том числе и М. Тухачевский, прошедшие войны, сознавались во всех предъявленных обвинениях буквально на следующий день после начала допросов. Нельзя объяснить это только тем, что во время допросов по отношению к ним использовали пытки. Хотя, естественно, их также активно применяли, чтобы выбить признания. Сам Сталин утверждал: «НКВД применял методы физического воздействия, которые разрешил Центральный Комитет. Это было абсолютно правильно и необходимо». С другой стороны, Каганович однажды заявил: «Настоящие большевики и под пытками никогда не пойдут на добровольное признание своей вины». И тут возникает психологический парадокс, до сих пор, кстати, исчерпывающе не прояснённый. Почему многочисленные наши разведчики, партизаны, офицеры и генералы, которые попадали в плен во время Великой Отечественной войны, выдерживали жесточайшие пытки гестапо и не давали никаких показаний, а многие боевые командиры РККА сознавались на допросах в НКВД практически сразу и многие сами себя оговаривали?

Одно из объяснений может быть таким. Обвиняемые оказывались настолько сильно шокированы, услышав в записи свой голос и голос собеседника, что теряли способность контролировать себя и признавались в том, что никогда на самом деле не совершали. Вспомним, как телефонная запись подействовала на вождя. А ведь он не был хлюпиком, как его противники. Таким образом, следователи получали от арестованных любые показания. Главное, как требовал Сталин, признание виновности должно исходить от самих арестованных. Почему это так было нужно Сталину? Наверное, и потому, что полученные от немецкой разведки магнитофонные записи оказали на него огромное психологическое воздействие: он перестал доверять и следователям НКВД.

Ближайшие соратники Сталина — Лазарь Каганович, Климент Ворошилов,Семён Будённый, напуганные столь своеобразной формой технического заговора, в резкой форме потребовали от Сталина расследовать деятельность сотрудников всех организаций, которые занимались вопросами связи, её защиты и контроля. В результате был практически разгромлен криптографический отдел Г. Бокого. 70% процентов сотрудников расстреляли. Репрессии сильно ударили по техническим отделам Разведупра и по НИИ связи Разведупра РККА, что привело к остановке разработки перспективной специальной аппаратуры для систем перехвата. Производство новых видов шифровальной техники приостановилось. Начальники 6-го, 7-го, 10-го и секретно-шифровального отделов Разведупра РККА Яков Файвуш,Павел Харкевич, Алексей Лозовский, Э. Озолин и многие другие были расстреляны. В 1937 году криптографию в НКВД и Разведупре фактически уничтожили так же, как и радиоразведку.

2 июня 1937 года Сталин выступил на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны:

«Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми, как мальчишки, как ребята. Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки. Я беру это слово в широком смысле слова, в смысле бдительности и в узком смысле слова также, в смысле хорошей организации разведки. Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионами.

Наша разведка по линии ПУ возглавлялась шпионом Гаем, и внутри чекистской разведки нашлась целая группа хозяев этого дела, работавшая на Германию, Японию, Польшу, сколько угодно, только не на нас. Разведка — это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жестокое поражение. И вот задача состоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это — наши глаза, это — наши уши».

Так из-за «империи прослушки», построенной Ягодой, весь комплекс проблем, связанных с разведкой, стал главной проблемой вождя. Массовое предательство соратников тоже не улучшало настроения Иосифа Виссарионовича. Хуже всего оказалось то, что он уже не мог спокойно разговаривать по своему любимому телефону, опасаясь, что его могут прослушать ещё «невыявленные предатели». Поэтому выжигал калёным железом «большое советское ухо», созданное Ягодой. На какое-то время эта борьба против «внутренних врагов» вышла на первый план. Сталину уже было не до защиты от внешнего противника. Связь своей могущественной армии, разведки, правительства и ЦК он намеренно не улучшал, если не сказать хуже.

В результате к началу Великой Отечественной войны в СССР связь в таких силовых структурах, как РККА, НКВД, ЦК и других оборонных ведомствах, влачила просто-таки жалкое существование. В это кому-то трудно поверить, но в самые первые дни войны Иосиф Сталин и Георгий Жуков связывались с фронтами через Центральный телеграф на улице Горького! Подземных узлов связи не существовало совсем. Более того, с открытием ВЧ-линии связи Москва — Берлин, которая проходила через Брест, немецкая разведка получила возможность прослушивать все разговоры советского правительства и наркомата обороны! В резерве Главного командования части связи отсутствовали как класс. Пренебрежение связью, справедливо названной нервами войны, оказалось полным, тотальным, всепроникающим. Лишь к 1945 году положение здесь несколько изменилось. Хотя в целом можно смело утверждать: если по всем основным направлениям вооружённой борьбы мы к концу войны значительно немцев опережали, то в связи противника так и не настигли. Однако и это, как читатель понимает, отдельная тема.

Мы же вернёмся к телефону как средству общения Сталина с внешним миром. И здесь весьма красноречиво воспоминание главного маршала авиации Александра Голованова:

«Если Сталин звонил сам, то обычно он здоровался, справлялся о делах и, если нужно было, чтобы вы лично к нему явились, никогда не говорил: «Вы мне нужны, приезжайте», — или что-нибудь в этом роде. Он всегда спрашивал: «Можете вы ко мне приехать?» — и, получив утвердительный ответ, говорил: «Пожалуйста, приезжайте». Весьма нередко он спрашивал также и о здоровье, и о семье: «Есть ли у вас всё, не нуждаетесь ли в чём, не нужно ли чем-либо помочь семье?»… Даже проводя очень важные совещания, Сталин никогда не отключал телефона. Так было и в тот раз, когда шло обсуждение более эффективного применения наших дивизий. Раздался телефонный звонок. Сталин, не торопясь, подошёл к аппарату и поднял трубку. При разговоре он никогда не прижимал трубку близко к уху, а держал её на расстоянии, так как громкость звука в аппарате была усиленная. Находящийся неподалёку человек свободно слышал разговор. Звонил корпусной комиссар Степанов — член Военного совета ВВС. Он доложил Сталину, что находится в Перхушково (здесь, немного западнее Москвы, находился штаб Западного фронта). «Ну, как у вас там дела? — спросил Сталин. — Командование ставит вопрос, что штаб фронта очень близок от переднего края обороны. Нужно штаб фронта вывести на восток за Москву, а КП организовать на восточной окраине Москвы!» Воцарилось довольно длительное молчание. «Товарищ Степанов, спросите товарищей — лопаты у них есть?» — сказал спокойно Сталин. — «Сейчас… — вновь последовала долгая пауза. — А какие лопаты, товарищ Сталин?» — «Да всё равно какие». — «Сейчас. — Довольно быстро Степанов доложил: — Лопаты, товарищ Сталин, есть!» — «Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве. До свидания». Не торопясь, Сталин положил трубку. Он даже не спросил, какие товарищи, кто именно ставит эти вопросы. И, как ни в чём не бывало, продолжил прерванный разговор».

…Как уже говорилось, Иосиф Виссарионович общался по телефону с самыми различными людьми, начиная от маршала и кончая истопником в кремлёвской котельной. (Был случай, когда Сталин попросил последнего уменьшить немного температуру отопления.) Однако общение вождя с творческой интеллигенцией как бы особая статья. По некоторым сведениям, он спорадически или часто разговаривал по телефону с писателями. Сталин часто беседовал по телефону с певцом Иваном Козловским. Сам Иван Семёнович рассказывал автору этих строк:

«Если хочешь знать, мне Сталин несколько раз домой звонил. Телефон ещё у меня был: К, шестьсот… вот и запамятовал…» — «И о чем Вы с вождем говорили?» — «О жизни говорили, об искусстве, о разном говорили. Он же был умнейший мужик, хотя, конечно, очень коварный…» — «А когда он обычно Вам звонил?» — «Всегда после полуночи. Он же знал, когда артисты после работы домой возвращаются…»

У меня нет оснований не верить великому певцу, тем более моему земляку. За исключением утверждения: «О жизни, об искусстве». Сталин при всём своём величии и всестороннем интеллектуальном развитии был всё-таки очень конкретным, прагматичным человеком. И это особенно чётко просматривается едва ли не в самом исторически-легендарном телефонном разговоре вождя с Борисом Пастернаком, состоявшемся в 1934 году. Поводом для того разговора стал арест поэта Осипа Мандельштама. Судьбой Мандельштама обеспокоился Николай Бухарин, который написал Сталину письмо с припиской: «Пастернак тоже беспокоится». Зная, что Пастернак был в то время у Сталина в фаворе, Бухарин хотел этой припиской подчеркнуть, что это беспокойство носит как бы общественный характер. Прочитав записку Бухарина, Сталин позвонил Пастернаку.

Существует 14 (четырнадцать!) версий этого общения Хозяина Кремля и Поэта. Автору ближе всего вариант друга Осипа Мандельштама и Бориса Пастернакапоэтессы Анны Ахматовой:

«Сталин позвонил Борису и сообщил, что отдано распоряжение, что с Мандельштамом всё будет в порядке. Он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал. «Если бы мой друг попал в беду, я бы лез на стену, чтобы спасти его». Пастернак ответил, что если бы он не хлопотал, то Сталин бы не узнал об этом деле. «Почему вы не обратились ко мне или в писательские организации?» — «Писательские организации не занимаются этим с 1927 года». — «Но ведь он ваш друг?» Пастернак замялся, и Сталин после недолгой паузы продолжил вопрос: «Но ведь он же мастер, мастер?» Пастернак ответил: «Это не имеет значения…». Пастернак думал, что Сталин проверяет, знает ли он про стихи («Мы живём, под собою не чуя страны, / Наши речи за десять шагов не слышны./ Только слышно кремлёвского горца, — / Душегуба и мужикоборца». — М.З.), и этим он объяснил свои шаткие ответы. «Почему мы всё время говорим о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить». — «О чём?» — «О жизни и смерти». Сталин повесил трубку».

Потому как вождь слишком ценил своё время, чтобы тратить его впустую на досужие разговоры, тем более на столь отвлечённые темы. Великий и глубокий Пастернак этого не понял. Он перезвонил в секретариат вождя, но его вторично не соединили. «Можно мне рассказывать об этом разговоре?» — «А это ваше личное дело», — ответил секретарь. На следующий день вся Москва знала о звонке Сталина. Который, кстати, ни на йоту не поменял своего отношения к поэту.

Не менее известный телефонный разговор состоялся между Иосифом Сталиным и Михаилом Булгаковым.

«Булгаков прибежал, взволнованный, в нашу квартиру (с Шиловским) на Бол. Ржевском и рассказал следующее. Он лег после обеда, как всегда, спать, но тут раздался телефонный звонок, и Люба (Л.Е. Белозерская, жена писателя. — М.З.) его подозвала, сказав, что это из ЦК спрашивают. М.А. не поверил, решив, что это розыгрыш (тогда это проделывалось), и взъерошенный, раздраженный взялся за трубку: «Михаил Афанасьевич Булгаков?» — «Да, да». — «Сейчас с Вами товарищ Сталин будет говорить». — «Что? Сталин? Сталин?» И тут же услышал голос с грузинским акцентом: «Да, с Вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков». — «Здравствуйте, Иосиф Виссарионович». — «Мы Ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь. А может быть, правда — Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?» — «Я очень много думал в последнее время — может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может». — «Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?» — «Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали». — «А Вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами». — «Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить». — «Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю Вам всего хорошего»».

…Закончу эти несколько сумбурные заметки тем, с чего начал. За свою долгую руководящую жизнь (без малого четыре десятилетия) Иосиф Виссарионович Сталин пользовался телефоном несметное число раз. Сколько именно, мы уже никогда не установим. Через этот простой по нынешним понятиям аппарат, впервые запатентованный в 1876 году Александром Беллом, вождь практически не только осуществлял руководство великой страной, но и зачастую непосредственно общался с огромным, невероятным множеством её народа. Поэтому, когда я вижу изображение вождя с непременной трубкой, мне сдаётся оно не совсем точным. Сталин часто курил папиросы. А вот телефону никогда не изменял.

Автор: Михаил ЗАХАРЧУК