Как родился монстр. К столетию Октябрьской революции

Коммунистический проект кардинального переустройства мироздания и сотворения нового человека, избавленного от пороков, заложенных в него предыдущей — буржуазной — системой вещей, не был реализован по одной единственной причине. Взыскуемого нового человека просто не оказалось в небесных реестрах, хранящих в себе оттиски всего многообразия свойств человеческой личности. Рождённый в условиях Советской России, где ещё не были до конца реализованы декларированные цели ликвидации эксплуатации человека человеком, хищнической тяги капитала к наживе, но уже становилось более-менее понятно, что регуляция инстинктов осуществляется через очень существенное ограничение права частной собственности, — так вот, даже рождённый в этих условиях, человек оказывался шире и хуже заявленного в проектной документации идеального облика.

Он всё равно желал иметь что-то помимо хлеба насущного, пытаясь овеществить свою жизнь, сделать её более осязаемой через обретаемые блага, он всё равно желал, чтобы у него этих благ было существенно больше, чем у ближнего, он всё время искал, кого сделать объектом эксплуатации. Веру в Бога ему отчасти заменило обычное суеверие, отчасти — агностицизм. И он отчаянно желал — через вещи, через знание, мастерство, талант — доказать, что он не равен другим, что он не обязательно выше или ниже, что он просто другой, особый, сам по себе.

Коммунистам удалось очень многое. Они сумели воплотить в жизнь множество своих идей: если не упразднить вовсе, то хотя бы очень заметно обуздать хищную природу рыночных отношений, превратив экономику в планируемый и якобы научно обоснованный процесс, сделать государство единственным крупным собственником в стране, ввести бесплатные медицину и образование. При всех очевидных недостатках созданной с нуля системы выяснилось, что она работает. Что, используя новые правила, можно создать гигантскую индустриальную промышленность, завершить грандиозные стройки века, одолеть казавшегося непобедимым врага в мировой войне, запустить человека в космос.Проблема даже не в цене преобразований, которая многим кажется неприемлемой. Проблема в том, что практика показала несостоятельность великой надежды материалистов, веривших, что с изменением условий жизни изменится и сама природа человека. Человеческое прорастало сквозь все достижения и победы. Конечно, оно было искажено нарушением привычных пропорций жизни, но от этого угадать самодовольного, ликующего собственника в обладателе дефицитной "Лады" было не сложнее, чем в анахорете, помешавшемся на коллекционировании классики, опознать другой человеческий типаж — нестяжателя. Детерминизм оказался непригодной теорией.
Казавшаяся материалистам непреложной связь между условиями жизни и якобы порождаемыми ими ценностями в статистических множествах отсутствовала вовсе. Просто "неновый" человек взращивал своё традиционное "эго" в микровеличинах советских скудости, дефицита, ограниченного набора товаров и услуг, предназначенных для всеобщего потребления. Но и в этом наборе он стремился утвердиться в качестве более удачливого добытчика, сумевшего забить холодильник статусной колбасой, обставить квартиру статусной румынской мебелью, с чёрного хода в магазине разжиться куском грудинки, обуть ноги в итальянские ботинки, купленные с бешеной переплатой, построить щитовой домик в дачном кооперативе.

Это всё были наши советские рифмы благосостояния, которые в переводе на язык капиталистической реальности легко бы превращались в поместья и яхты, закрашенные перламутром автомобили с салонами, обитыми кожей, далёкие и искомые аксессуары роскоши и изобилия. То, что Маяковский именовал "мурлом мещанина", невозможно было ни расстрелять, ни закрасить. Прекрасная сказка о мире справедливости и всеобщего равенства постепенно превращалась в пустую и блестящую конфетную обёртку, под которой жадно рвали пространство хищные вещи века.
Установка на аскезу, самоограничение идеологов строительства нового мира выдохлась первой. Советский строй создал свою буржуазию — партхозактив (и спецраспределители для него), который мог пользоваться благами, недоступными обычному смертному. Миропорядок, основанный на неравенстве и несправедливом распределении, возрождался на глазах. Конечно, новой элите не разрешали публично расцвечивать своё существование предметами роскоши. Она всё же могла заявлять о себе, но прикровенно. Но по большому счёту все всё знали.

Когда говорят, что после развала СССР Россия опрокинулась в бездну людоедского капитализма, отринув великую коммунистическую мечту, я не могу с этим согласиться. На самом деле это была грандиозная операция по легализации уже давно сложившегося порядка. Кто получил доступ к деньгам и собственности, кто бросился первым беззастенчиво грабить страну? Правильно — представители всё того же партхозактива. Не произошло смены элит — последние отнюдь не стали первыми.

Выродившаяся в жалкую пародию на капиталистическое общество советская система просто стряхнула с себя надоевшие идеологические оковы, ещё как-то стеснявшие движения хищников, давно уже обосновавшихся во всех властных кабинетах.

Общественная ткань не переродилась, просто властная элита получила невиданную свободу манёвра, и выяснилось, что предыдущие 70 лет не сформировали у неё никаких механизмов торможения. Наоборот, попытка создать нового человека, который был бы свободен от алчности, зависти, желания обладать как можно большим объёмом материальных благ, дала необъяснимый результат. На свет появился какой-то лютый, беспредельно циничный, не ставящий других ни во что плотоядный монстр, который и стал главным действующим лицом периода ельцинских реформ.Мы должны понимать, что советская эпоха и последовавший за ней провал в дикое, животное состояние, чад кутежа и полного разнуздывания всех грабительских инстинктов — это органичный, последовательный процесс, где всё на своих местах: и причины, и следствия. Но скажу в оправдание тех, кто задумывал и пытался осуществить великий эксперимент. Человек всегда будет мечтать о счастье и справедливости — так уж он устроен. По образу и подобию. И отказываться от реализации этой мечты нет никакой нужды, тем более что в недрах русской религиозности и культуры можно найти все рецепты осторожного, но неуклонного, не прекращаемого ни на миг выравнивания реальности по заветам истины, добра и красоты. Просто надо, видимо, выучить раз и навсегда урок истории. Не русская революция оказалась главной катастрофой, а её итоги, проявившиеся во всей своей полноте 70 лет спустя.