Китайские долги: стратегическое преимущество или фундаментальная угроза?

Китай сегодня позиционируется как чуть ли не эталонная мировая экономика. На первый взгляд, руководство страны сумело найти тонкий баланс между коммунистической идеей и капиталистическими способами управления. Благодаря чему Пекин сумел не только догнать лидеров, но и оказаться на ринге против США за статус мирового гегемона. С 0,3 трлн годового ВВП в 1980 году Пекин сумел подняться до 19 (по другим данным, даже 20,1) трлн долларов по итогам 2018 года.

Однако рост в 66 раз за 38 лет случился не просто так. В значительной, если не в ключевой, степени он обусловлен кредитом. Если раньше, примерно до 1998−2004 годов, деньги занимали преимущественно иностранные компании, переносившие свой бизнес в Поднебесную или расширявшие его там, то на протяжении последнего десятилетия бурную экономическую экспансию Пекин ведет «на свои». Точнее, занимает уже от своего лица и много. И вот с этого момента начинаются сложные вопросы.

Формально Поднебесная имеет инвестиционный рейтинг А1, означающий низкий кредитный риск, но до 24 мая 2017 года агентство Moody’s ставило ей Аа3 («очень низкий кредитный риск). То есть при всех экономических успехах Пекин инвестиционную надежность несколько утратил. Хотя при этом его отношение государственного долга к национальному ВВП (49,32%) занимает 95-ю строчку из 185 стран, наблюдаемых Международным Валютным Фондом. Это, конечно, далеко от российских 19,43% (175-е место), но заведомо лучше 250,91% у Японии, 131,7% у Италии, 107,78% у США, 98,8% у Франции или 65,88% у Германии.

Вот только эти цифры не учитывают объема долгов китайских частных корпораций. По данным Financial Times, кстати подтвержденным председателем Народного банка Китая Чжоу Сяочуанем на конференции China Development Forum в 2016 году, совокупный (государственный и корпоративный) долг КНР уже к концу 2015 года достиг отметки в 20 трлн долларов или 230% от ВВП КНР на тот период.

Таким образом, получается, что для обеспечения экономической экспансии власти Китая позволили частному бизнесу занять денег в объеме 180% от ВВП или примерно 15,6 трлн долларов. Это примерно столько же, сколько сегодня составляет суммарная экономика всех стран Евросоюза вместе взятых. С тех пор размер национальной экономики Китая вырос еще в 1,8 раза, но и совокупный долг рос теми же темпами.

Статистически это очень много. Инвесторы говорят о высоком риске дефолта в Японии, совокупный (государственный и частный) долг которой составляет 379%, Греции (300%), Британии (245%) и США (244%), но при этом «китайские» 230% остаются как бы в стороне. Хотя по факту, учитывая соотношение абсолютных «размеров» экономик, долги КНР единолично превосходят общий объем остальных развитых стран мира за исключением Америки.

В значительной степени к нынешнему положению Пекин пришел вследствие попыток сначала ФРС, а потом и ЕЦБ, решить свои внутренние финансовые проблемы, особенно после «ипотечного кризиса» 2008 года, через запуск «программ количественного смягчения». А если говорить понятным языком — через выпуск ничем необеспеченных денег только потому, что у них был свой печатный станок. Имея профицитную внешнюю торговлю, Китай неизбежно засасывал изрядную часть «резаной бумаги» к себе, тем самым автоматически раздувая и собственную денежную массу. Впрочем, нельзя отрицать и вероятности собственной внутренней эмиссии юаня для поддержания выгодного для себя соотношения курсов.

В любом случае денежная масса страны (агрегат М2) уже к концу 2015 года выросла более чем в 3,5 раза по сравнению с уровнем 2007 года (с 40,3 до 139,2 трлн юаней). За последующее время она увеличилась еще больше, тогда как размер ВВП поднялся только примерно в 2,4 раза.

Пока китайская торгово-промышленная экспансия успешно развивалась, складывающуюся тенденцию можно было считать своего рода инвестиционным циклом. Создание новых компаний, расширение объемов производства и поглощение конкурентов всегда сначала требуют вложений. Тем больших, чем выше масштаб бизнеса. Обычно предполагается, что затраты будут компенсированы из прибылей будущих периодов.

Но вот именно в этом КНР сейчас начинает сталкиваться с заметными проблемами. Еще, безусловно, не критичными, однако достаточно существенными, а главное — нарастающими. Если в период 2003—2008 годов каждый кредитный юань оборачивался одним юанем роста национального ВВП, то уже к первому кварталу 2016 года тот же эффект давали только шесть юаней новых кредитов.

Иными словами, по мере увеличения общего абсолютного размера, средняя доходность китайской экономики постепенно падает. Эффект был замечен еще по показателям 2015 года, когда на фоне продолжающегося роста ВВП совокупная прибыль промышленных предприятий сократилась на 973 млрд долларов. С одной стороны, банковская система страны поднялась в 11 раз за 9 лет, до 34 трлн долларов, но, с другой, ее общая чистая прибыль сегодня фиксируется на отметке всего в 245 млрд долларов, тем самым демонстрируя доходность в 0,72% против 12−15% в среднем за первое десятилетие XXI века.

Грозным признаком является и рост доли «плохих» кредитов, в том числе признаваемые невозвратными уже составляют 0,57% от общего кредитного портфеля страны. На первый взгляд, цифра впечатления не производит, однако следует учесть, что с 2012 года происходит ежегодное удвоение ее размера. Что также важно, китайские банковские нормативы исключают из категории «проблемных» так называемые «просроченные кредиты», занося в общую кучу как простое нарушение заемщиком сроков внесения процентных выплат на несколько дней, так и длительное прекращение обслуживания займа на протяжении более полугода.

Пока стране удается относительно успешно балансировать на грани риска, периодически реализовывая разные механизмы рефинансирования, но объективно, в случае наступления сбоя, «плохими долгами» немедленно окажутся 22% общего банковского кредитного портфеля КНР. То есть практически как в Греции на момент объявления ею дефолта.

Пока в пользу Поднебесной играют два фундаментальных фактора. Во-первых, сильно положительное сальдо внешнеторгового баланса в 351,76 млрд долларов по итогам 2018 года, что примерно в 1,7 раза больше уровня годом ранее. Пока Поднебесная продает существенно больше, чем покупает, обслуживать долги, даже плохие, она остается в силах, но, являясь классической внешнеторговой экономикой, она находится в критической зависимости от продолжения экспансии.

Стоит колесу начать замедляться, и система имеет все шансы обрушиться. А именно в это место сейчас бьют американские торговые санкции. Хотя они еще в полном объеме не введены, а переговоры по условиям нового соглашения продолжаются, тем не менее на фоне совокупного успеха в целом по истекшему году, конкретно в декабре 2018-го, суммарный экспорт Поднебесной упал сразу на 4,4%, что является крупнейшим отрицательным показателем за два последних года подряд. При этом импорт страны увеличился на 5% вместо ожидавшихся аналитиками 3%.

Во-вторых, примерно половина (48,6%) из 15,6 трлн корпоративного долга сформирована внутренним займом. В том числе нелегальным. В начале «десятых» годов китайские банки активно и далеко не всегда законно привлекали для инвестирования сбережения частных граждан, заметно потяжелевшие в результате высоких темпов экономического роста страны в период с 1995 по 2010 год.

Как правило, такие инвестиции имеют наименьший уровень защищенности и максимальный — коммерческого риска. Чаще всего они вложены в компании, длительное время вообще не показывавшие никакой прибыли. Однако когда власти проблему вскрыли, выяснилось, что 54% таких займов «взяли» выходившие на коммерческий рынок госпредприятия.

Заставить их вернуть деньги классическим способом через банкротство либо очень затруднительно, либо вообще невозможно. Что в итоге вынудило власти искать методы рефинансирования должников, то есть косвенным образом переложило ответственность по их обязательствам на центральный бюджет, хотя формально долги продолжают считаться коммерческими.

В любом случае половина частного долга находится в диапазоне возможностей Народного банка Китая, тем самым повышая способность государства по управлению рисками, и только вторая половина «занята» в иностранных финансово-кредитных организациях. Впрочем, тут следует отметить стремление правительства к переформатированию проблемных госпредприятий в частные с переоформлением долгов на официальные китайские банки, что в целом проблему скорее осложняет, чем стабилизирует.

Таким образом, следует констатировать, что, хотя набравшая огромную массу китайская экономика в предстоящие 3−5 лет еще по инерции продолжит демонстрацию абсолютного роста совокупных показателей, падение ее фактической эффективности уже началось и приобрело, скорее всего, необратимый характер. Свободное пространство для дальнейшей экспансии на планете закончилось. Колонизация Африки много денег принести уже не может, ресурсы Азии вообще близки к исчерпанию, а два ключевых рынка — американский и европейский — постепенно закрываются. Особенно наглядно и быстро «кормить Китай» отказываются США.

По мере дальнейшего снижения суммарной рентабельности торговых операций перед Пекином все острее становится проблема огромного размера накопленного долга, способность обслуживания и снижения которого приобретает ключевое значение для общей экономики мира в целом.

Стоит помнить, что вроде как чисто внутренний ипотечный кризис США в 2007 году уже через год обернулся фундаментальной и весьма болезненной встряской всего международного рынка, последствия катастрофы на котором, например, для России обернулись падением номинального ВВП с 1,66 до 1,2 трлн долларов. Учитывая высокую степень зависимости мировой экономики от состояния финансов Китая, несложно предположить, что, случись нечто подобное там, мало не покажется никому.

Сможет ли Пекин за оставшееся время существенно понизить уровень перегрева своей финансовой системы — становится одним из главных вопросов стабильности мировой финансовой системы ближайших пяти лет.