МГИМО. Секреты военного разведчика. 16. Малобюджетное немецкое кино

Перед отправкой в Афганистан мой наставник Сан Саныч Щелоков говорил, что я обязательно должен оставить дома что-то такое, ради чего нужно будет вернуться. Чего бы это ни стоило. Или ради чего можно будет умереть.
А взять с собой порекомендовал самоучитель английского языка. Чтобы во время своей службы в Афганистане я мог начать готовиться к следующей командировке. В отличие от меня, заместитель командира 6-й мотострелковой роты 180-го мотострелкового полка Олег Артюхов взял с собой в Афганистан не учебник английского языка, а учебник стенографии.
По его словам, после возвращения из командировки, стенография пригодится нам гораздо больше, чем английский язык. Потому что со знанием стенографии нас гораздо быстрее возьмут в секретари-машинисты (на машинисток мы с Олегом явно не тянули) к какому очаровательному руководителю женского пола, лет двадцати-двадцати двух, чем со знанием английского языка. Потому что английский язык и так все знают. А стенографию, кроме нас, никто.
В чем-то Олег, наверное, был прав. Тем более что, как выпускник школы с углубленным знанием иностранных языков, лично он знал английский очень, очень хорошо.
Так что приходилось нам с Олегом, в редкие минуты относительно свободного времени, осваивать стенографию. Но главное, теперь у меня был хороший наставник по английскому языку. Чьи уроки и советы были для меня по-настоящему бесценны.
Через полгода Олег уехал по замене в Союз. А меня поставили на его должность. Теперь заниматься английским мне приходилось в одиночку.
А еще через полгода меня вызвал на командный пункт батальона наш комбат.
Когда я доложил ему о прибытии, комбат задал мне только один вопрос.
- В каком объеме знаете английский язык?
- Неоконченные курсы военных переводчиков Московского ВОКУ, - ответил я. Мысленно пытаясь догадаться, от кого комбат узнал о том, что я занимаюсь на заставе изучением английского языка? И для чего ему это нужно?
- Хорошо. Сегодня на заставу вы не поедете. А вечером вы мне понадобитесь. Идите!
- Есть, товарищ майор! – Ответил я. Повернулся кругом и вышел из комнаты, мысленно представляя, что уже сегодня вечером мне торжественно вручат парашют, буденовку, радиостанцию Р-105 и маузер с одним патроном. Прикажут оставить все мои боевые ордена и медали (которых у меня еще не было), крепко обнимут на прощание, пустив при этом скупую мужскую слезу.
А ровно в полночь меня выбросят с самолета У-2 (едва ли ради меня одного будут поднимать в воздух ИЛ-76) в тыл моджахедов с суперсекретным заданием - под видом обычного гражданина Великобритании, работающего садовником в Лондоне на Лайм-стрит и на выходных просто решившего немного прогуляться по Гиндукушу в поисках Рододендрона афганского. А зачем еще стал бы вызывать комбат с дальней заставы бывшего исполняющего обязанности начальника разведки батальона, как не для того, чтобы поручить ему какую-нибудь серьезную боевую задачу?
Задача оказалась более чем необычной. Вечером комбат торжественно объявил мне, что кто-то из наших офицеров приобрел в полковом магазине видеомагнитофон. Видеокассет в магазине не было. Поэтому ему пришлось провести настоящую войсковую операцию по незаконному проникновению на территорию кабульского рынка. И в одном из дуканов приобрести эти самые видеокассеты.
К сожалению, в дукане не оказалось видеокассет с материалами XXVII съезда КПСС. И поэтому, чтобы не уходить с пустыми руками, ему пришлось приобрести там кассеты с какими-то немецкими малобюджетными фильмами, на которых, по словам дуканщика, красивые девушки знакомятся и интересно проводят время со страстными мужчинами. Но все эти фильмы на английском языке. Сегодня вечером мне предстоит переводить эти фильмы. И все офицеры десятой сторожевой заставы уже собрались в столовой для их просмотра, чтобы узнать, о чем же говорят эти девушки и мужчины?
Да, лучше было бы мне этой ночью выброситься с парашютом где-нибудь в самом логове душманов. Или даже без парашюта, чем переводить эти бесконечные «привет» и «как дела». Как я понял, других слов актеры в этих фильмах не знали. Мне было только непонятно, зачем нашим офицерам был нужен переводчик, если дальше там и так все было понятно? Ни одного слова в этих фильмах не было ни о перестройке, ни о развитии социалистического общества. Да, девушки в этих фильмах были красивые, очень спортивные, очень доступные, но явно политически неподкованные.
В общем, утром я вернулся к себе на заставу. А через две недели в нашем районе началась дивизионная операция. Так как наша гора Тотахан (отм. 1641 м.) была прекрасным наблюдательным пунктом, к нам на заставу в качестве арткорректировщика прислали Олега Агамалова, командира взвода управления с минометной батареи нашего батальона. Еще в самом начале моей службы на заставе Олег обучал меня тонкостям работы с минометом и стрельбе ночью по выносной точке прицеливания. С тех пор у нас были с ним хорошие, дружеские отношения.
Первый день Олег провел у трубы зенитной командирской. Высматривал какие-то цели. Проверял связь с кем-то, кто руководил этой операцией. Что-то им докладывал. И ждал, когда начнет работать дивизионная артиллерия.
С нашей горки было хорошо видно, как с дороги в зеленку сворачивали танки и боевые машины пехоты. Но в зеленку не совались. Изредка раздавались автоматные и пулеметные очереди, но до артиллерии дело пока не доходило.
Я оставался за ротного, уехавшего в отпуск. Наблюдать за «войнушкой», мне было некогда. Поэтому я весь день занимался какими-то хозяйственными делами.
В шесть часов вечера, во время очередного выхода на связь с батальоном (днем раз в два часа, ночью – ежечасно) дежурный по заставе сержант Алишер Разаков позвал меня к радиостанции.
- Товарищ старший лейтенант, вас вызывает «Шпора» (позывной батальона).
Связист с батальона передает мне приказ комбата срочно отправить в батальон Олега Агамалова. Мне сказали, что «коробочка» (боевая машина пехоты), которая его повезет, останется на ночь в батальоне. А утром привезет Олега обратно.
Смутные подозрения стали появляться у меня в голове. Зачем Олег так срочно, на ночь глядя, понадобился комбату? И кто будет корректировать за него огонь артиллерии, если он понадобится ночью, ведь дивизионная операция еще не закончилась?
Олег пошутил, что, наверное, кто-то из офицеров батальона прикупил новых кассет для видеомагнитофона с малобюджетными немецкими фильмами на английском языке. И сегодня вечером в штабе батальона планируют провести их премьерный показ? А раз я остался за ротного и оставить роту не могу, то придется ехать ему, переводить эти фильмы.
Все это было бы очень весело, если бы не было так грустно. Разумеется, любой выпускник пехотного училища знает, как корректировать огонь артиллерии. Кто-то в теории, кто-то на практике. Но одно дело корректировать огонь днем. И совсем другое дело – ночью.
Как бывшему командиру сторожевой заставы мне не раз приходилось корректировать огонь артиллерии по местам пусков душманами реактивных снарядов. По сути большой точности там не требовалось. Но сегодня в «зеленке» находились наши рейдовые подразделения, и любая ошибка арткорректировщика могла стоить им очень дорого.
И еще одна мысль не давала мне покоя. От нашей заставы до командного пункта батальона, расположенного в кишлаке Чауни, напрямую всего четыре километра. Но дороги напрямую нет. Кататься приходится в объезд. А это почти двенадцать километров. Утром или днем можно проскочить и на одной БМП. Но под вечер, когда в районе идут боевые действия, отправлять одну машину без прикрытия – значит, отправлять экипаж на смерть. На это я пойти не мог.
Пришлось передавать связисту, что отправить сейчас «коробочку» я не могу. Только утром.
К моему удивлению, вместо связиста в радиостанции раздается голос самого комбата. Видимо, он стоял где-то рядом.
В двух словах, на повышенных тонах, мне объяснили, что я неправ. Что это приказ. И я должен срочно отправить «коробочку» с Олегом на КП батальона. И все это было сказано безо всяких переговорных таблиц, прямым текстом.
Я попытался объяснить, что выполнить такой приказ не могу. Дорога саперами не проверена, душманов в зеленке сегодня хорошо растормошили, уже смеркается, одиночная БМП без прикрытия будет для них настоящим подарком…
Говорить о том, что не стоит забирать арткорректировщика с нашей заставы в то время, когда дивизионная операция еще не закончилась и некем его заменить, я даже не стал. В ответ комбат высказал всё, что он обо мне думает. И объявил мне предупреждение о неполном служебном соответствии.
- Есть предупреждение о неполном служебном соответствии! - Я облегченно выдыхаю в ответ.
Не расстреляли! Обошлось малой кровью. Меня совсем недавно назначили на должность заместителя командира роты (по бою). Ничего, послужу снова командиром взвода. Как говорится, меньше взвода не дадут, дальше Рухи, Гардеза, Газни, Джелалабада (о Кушке сейчас можно только мечтать) не пошлют. Эка невидаль! Главное, что никому никуда этим вечером не нужно уезжать. И сегодня все мы останемся живы.
О том, что комбат объявил мне о неполном служебном соответствии, слышали все командиры застав. Народ гадает, будут ли меня снимать с должности этой ночью. Отложат казнь до завтра. Или это будет считаться как «последнее тысяча первое китайское предупреждение»?
Мне это неинтересно. На следующий день наши рейдовые подразделения выводят из «зеленки». Вместо них будет работать 666-й полк «Коммандос» (афганский полк специального назначения). Олег возвращается к себе на заставу. А меня отправляют в ссылку - арткорректировщиком к афганским спецназовцам. Точнее, корректировщиком огня танка, расположенного у нас на Тотахане (отм. 1641 м.). С нашей горки кишлак Карабагкарез, в котором предстоит воевать афганским спецназовцам, виден, как на ладони. И это тот самый случай, когда один танк, расположенный в правильном месте, гораздо эффективнее дивизионной артиллерии. И может работать с хирургической точностью, что иногда бывает совсем не лишним.
Да, корректировать огонь танка гораздо веселее, чем огонь дивизионной артиллерии. И намного проще. Дальность от нашей горки до Карабагкареза всего три километра. Рукой подать. Вся моя корректировка заключается в «ближе - дальше, правее – левее» столько-то метров или тысячных. У меня свой личный переводчик, который переводит мне команды командира афганского полка. По радиостанции я даю целеуказание командиру танкового экипажа сержанту Игорю Минкину. Он работает по целям. Все очень просто.
Небольшое неудобство заключается лишь в том, что танк находится восточнее относительно обнаруженных целей, а мы – севернее. Поэтому периодически приходится переводить тысячные в метры и наоборот. Но это не сложно. Формулу «Дуй в тысячу» (ДУ=В1000) любой школьник знает.
Три дня в кишлаке Карабагкарез идет самая настоящая война. С атаками и контратаками. Целый полк афганского спецназа не может выбить из развалин кишлака обычную, хотя и довольно крупную духовскую банду. На пакистанской границе под Алихейлем мне уже приходилось работать в таком плотном контакте с духами. И то, что душманы могут так упорно воевать у нас под Баграмом, для меня – не новость. Но мне совершенно непонятно, почему душманы не могут просто отойти? Зачем так упираться?!
Да, у нас есть небольшие сложности. Всего в километре от Карабагкареза находится наша 9-я сторожевая застава. Артиллерию и авиацию особо не используешь, чтобы не зацепить её. Поэтому наше командование специально оставило душманам «коридор» для выхода, чтобы увести банду ближе к горам и там накрыть их. Но духи упорно не хотят никуда уходить. Дело доходит до рукопашных схваток. Невольно ловлю себя на мысли, как здорово, что наши сюда не полезли. Досталось бы ребятам из наших рейдовых подразделений по самое не хочу.
Банда Карима - одна из самых боеспособных в нашей провинции. Не часто приходится участвовать в таких ожесточенных боях. Но на третий день банда всё же уходит со своих позиций. Где-то в стороне хребта Зингар по ней работает наша авиация. Нас это уже не касается. Прощаюсь с афганцами. Командир полка очень тепло и по–дружески обнимает меня на прощание. И я пешочком иду на 9-ю сторожевую заставу, а оттуда к себе на Тотахан. Домой. Хорошо, когда война закончилась!
Два дня спустя, когда меня вызвали на совещание в батальон (командиры рот еженедельно приезжали в батальон на совещание, привозили списки БЧС – боевого и численного состава роты, заявки на боеприпасы, ГСМ и т.д.), ротные ждали продолжения «Марлезонского балета» - чем же закончится мое предупреждение о неполном служебном соответствии? Но буквально за пять минут до совещания, комбат пригласил меня к себе в комнату. Оказывается, ему передали из штаба дивизии, что за боевые в Карабагкарезе командир афганского полка «Командос» представил меня к афганскому ордену «За храбрость» и попросил передать мне свою благодарность. Комбат дал мне понять, что я уже искупил в бою свою трусость и малодушие, невыполнение боевого приказа и все свои смертные грехи. Что, объявленное мне ранее, взыскание с меня снимается. И почему-то извинился.
Это извинение было совершенно неожиданным для меня. И очень странным. К тому же, «неполное служебное соответствие» было объявлено мне в присутствии (в радио-эфире) командиров всех сторожевых застав (командиров взводов). Хотя по Дисциплинарному Уставу, как исполняющему обязанности командира роты, взыскание могло быть объявлено мне только в присутствии равных по должности или тех, кто был выше. И, уж точно не в открытом радио-эфире. А вот о снятии взыскания мне почему-то было объявлено только лично. Видимо, было в этом взыскании, что не так? Может быть, причина была в тех самых малобюджетных фильмах, которые обязательно нужно было перевести именно в тот вечер, а не днем позже? А потому об этом взыскании все постарались просто поскорее забыть.
За четверть века своей военной службы мне довелось дважды не выполнить приказы старших командиров: в этот раз и когда под Алихейлем командир полка приказал мне выделить двух снайперов для подавления работы духовского миномета, который всех нас достал. Чтобы не потерять своих молодых и еще необстрелянных бойцов, задачу по подавлению минометного расчета я выполнил немного другим способом и своими руками – к счастью, командир полка тогда так и не узнал, что я нарушил его приказ и решил проблему немного иначе.
Увы, я не заслужил больших звезд на погонах, не заработал денег на дом, не исполнил многое из того, о чем мечтал. Но много лет спустя мне не раз приходилось слышать слова благодарности от своих бойцов, за то, что я смог сохранить их жизни. И это было для меня самой высокой наградой.

Александр Карцев, http://kartsev.eu
(продолжение следует)