Это, вообще, грустная история

Это, вообще, грустная история. Жил у нас один дед, старенький совсем, участник ВОВ. А так как проживал он один, то ему было скучно. Был у него сын, но он то ли геолог, то ли вахтовик. Приезжал очень редко. Не ладили они между собой. Вызывал дед скорую регулярно: давление. Приедешь к нему, а он накупит всяких сладостей, чайник согреет. И ждет тебя, чайку попить, поговорить о жизни. Тут вызовов куча…Совсем времени нет. Перезваниваю ему: Михалыч, тебе правда плохо или чай пить будем. Чай. Тогда после смены зайду, чай попьем. А сейчас не приеду. Я квартиру снимал в соседнем подъезде. Придешь к нему, он не знает от радости, куда тебя посадить, чем тебя угостить. Иногда, я его забирал в стационар. Бывало привезу старика, выслушаю от начальства люлей по полной программе: привез ни с чем, с чем госпитализировать будем и т. д. Но он ветеран ВОВ, а им отказывать в госпитализации нельзя. В терапии ему нужна палата с большим количеством койко - мест. Рад был старик безумно, люди вокруг него.


О войне много рассказывал. Говорил: никогда немцам не прощу их зверств. Старик в войну партизанил. Рассказывал: был у него друг. С детства росли вместе. А семью друга немцы арестовали. Сын, то партизан. Если сын придёт к немцам сам, то семью отпустят. Вот и пошел друг к немцам сам, чтобы семью спасти. А их всех повесили. Согнали всех жителей деревни к виселице и повесили. Все семью. Говорит: стоишь в толпе и видишь, что сейчас с твоими близкими людьми сделают. А помочь ничем не можешь. И такая злость тебя берет от бессилия, кажется всех немцев голыми руками бы задавил… И давил.


Иногда на старика «накатывало». Ему казалось, что вокруг немцы. Он начинал «бегать» по подъезду и стрелять в соседей из воображаемой винтовки. Или подсовывать под соседские двери бумажки и поджигать их. Соседи бегут за мной или вызывают скорую. Придешь к нему, посидишь, поговоришь. Вроде, старик успокоится. Через неделю опять. Предлагал ему переехать в дом – интернат, так он ругаться на меня начал. Я, говорит, всю жизнь здесь прожил и умру в своем доме. Не поеду никуда. И ты меня похоронишь рядом с Оленькой(жена). Ты знаешь, где деньги на похороны лежат. Квартиру я сыну завещал. А ты уважь старика, похорони по-человечески. Вечером старик в «бой пошел». Начал бегать по подъезду, двери поджигать. Я сыну позвонил, чтобы приехал. Приступы безумия участились, нельзя ему больше одному жить. А к утру Михалыч умер, тихо, во сне. Дождался сына, поговорили они и умер. После похорон сын приходил, деньги приносил, за то, что за стариком приглядывал. Я не взял. Это не оплачивается.