В поцелуе рук ли, губ ли,
В поцелуе рук ли, губ ли,
в дрожи тела близких мне
красный цвет моих республик
тоже должен пламенеть.
Ты одна мне ростом вровень,
стань же рядомс бровью брови,
дай про этот важный вечер
рассказать по-человечьи.
Пять часов, и с этих пор
стих людей дремучий бор,
вымер город заселенный,
слышу лишь свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе молний поступь,
гром ругней в небесной драме,
не гроза, а это просто
ревность двигает горами.
Глупых слов не верь сырью,
не пугайся этой тряски,
я взнуздаю, я смирю
чувства отпрысков дворянских.
Страсти корь сойдет коростой,
Ревность, жены, слезы…
ну их!- вспухнут веки,
впору Вию.
Я не сам, а я
ревную за Советскую Россию.
Видел на плечах заплаты,
их чахотка лижет вздохом.
Что же, мы не виноваты —
ста мильонам было плохо.
Мы теперь к таким нежны —
спортом выпрямишь не многих,-
вы и нам в Москве нужны,
не хватает длинноногих.
Не тебе, в снега и в тиф
шедшей этими ногами,
здесь на ласки выдать их
в ужины с нефтяниками.
Ты не думай, щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда, иди на перекресток
моих больших и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно тебя
когда-нибудь возьму — одну
или вдвоем с Парижем.
в дрожи тела близких мне
красный цвет моих республик
тоже должен пламенеть.
Ты одна мне ростом вровень,
стань же рядомс бровью брови,
дай про этот важный вечер
рассказать по-человечьи.
Пять часов, и с этих пор
стих людей дремучий бор,
вымер город заселенный,
слышу лишь свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе молний поступь,
гром ругней в небесной драме,
не гроза, а это просто
ревность двигает горами.
Глупых слов не верь сырью,
не пугайся этой тряски,
я взнуздаю, я смирю
чувства отпрысков дворянских.
Страсти корь сойдет коростой,
Ревность, жены, слезы…
ну их!- вспухнут веки,
впору Вию.
Я не сам, а я
ревную за Советскую Россию.
Видел на плечах заплаты,
их чахотка лижет вздохом.
Что же, мы не виноваты —
ста мильонам было плохо.
Мы теперь к таким нежны —
спортом выпрямишь не многих,-
вы и нам в Москве нужны,
не хватает длинноногих.
Не тебе, в снега и в тиф
шедшей этими ногами,
здесь на ласки выдать их
в ужины с нефтяниками.
Ты не думай, щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда, иди на перекресток
моих больших и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно тебя
когда-нибудь возьму — одну
или вдвоем с Парижем.
0 комментариев