На чьей вы стороне?

Дело было несколько лет назад, когда я стажировался в адвокатском кабинете. В «конторе» в ту пору у нас работало несколько адвокатов и примерно с десяток юристов. Все довольно общительные – корпоративная рабочая обстановка располагала. Так вот, сидели мы как-то раз с коллегами за одним большим общим столом в переговорной и пили чай в перерыв, все болтали – кто о чём, и в том числе 2 девушки, одна из которых раньше работала в прокуратуре, а другая – трудилась когда-то в следствии райотдела милиции (ещё милиции), рядом со мной беседовали... И суть их непринуждённой болтовни во время чаепития, свидетелем которой я невольно стал, заключалась в том, что они с юмором вспоминали какие-то эпизоды их общего прошлого, и в том числе истории про то, как оперативники и дознаватели выбивали показания из задержанных…

Я, откровенно говоря, был слегка шокирован услышанным. Особенно их истории не стыковались у меня с той лёгкость и обыденностью, с которой это всё обсуждали две, молоденькие на тот момент, девушки, сидя за столом с чаем и печеньками в адвокатском кабинете…

– И как вообще, интересно знать, потом все эти люди – опера и дознаватели, с этим живут? – не удержался я вслух высказать своим более опытным коллегам клокочущее внутри меня возмущение, наскоро замаскировав его под более нейтральное недоумение.

– В смысле? – не поняли меня 2 молодые юристки.

– Ну, как себя ощущают эти опера и дознаватели, которые избивают подозреваемых? Это ведь фактически пытки…

– Но им же требуется взять объяснение у задержанного! А как им это сделать, если тот не «колется»?!

То есть, у них даже в момент нашей беседы, когда они фактически находились уже по другую сторону «баррикад», так и не возникло понимание противоречия между службой в милиции и избиением людей, настолько для них, поработавших «в поле», данные обстоятельства, так скажем, являлись «естественными» и обыденными…

– И потом, – продолжила объяснять мне одна из девушек, – Они же там все – эти опера, в основном тупые, и по-другому они просто не умеют «колоть» жуликов…

– Ну, по поводу тупости оперов – это мне понятно. Мне не понятно другое: как они так смогли у себя внутри сдвинуть свой внутренний ограничитель, который им теперь позволяет с лёгкостью избивать подозреваемых. Один, два, три раза они безнаказанно изобьют людей, которые, допустим, почти наверняка виновны… И что дальше? Ведь это уже вседозволенность! В каком случае они не будут бить упирающегося подозреваемого, чтобы упростить себе работу? Когда они начнут получать удовольствие от происходящего? Когда они начнут упиваться своей властью над задержанным? – развиваю свою мысль я.

– Что-то я не пойму, ты на чьей стороне: на стороне милиции или преступников?

«Ах вот как, оказывается, в таких случаях в милиции и в прокуратуре решается этот этический вопрос!» – догадался я, а вслух сказал:

– Не на чьей… Мне интересна моральная сторона дела. Как так происходит, что одни люди, призванные защищать закон, позволяют себе пытать других людей, якобы (по их мнению), его нарушивших, тем самым нарушая другой охраняемый закон? А рядом другие сотрудники правоохранительных органов – их коллеги – те, кто это лично сами не делают, но всё видят и закрывают глаза… Испытывают ли они при этом (и первые, и вторые) хоть какие-то моральные переживания от несоответствия того, что происходит, тому, как должно было бы быть, от противоречия происходящего закону? Ведь милиция (и другие государственные органы), нарушая закон, сами становятся преступными. То есть, если государственное учреждение или орган регулярно нарушает закон, то оно становится просто преступным сообществом, где одни совершают фактически преступления, а другие их непосредственно или опосредованно покрывают. Если группа лиц нарушает закон, и они это понимают (а они это несомненно понимают!), то они и чувствовать себя начинают, как преступники, братаясь между собой, рассчитывая на круговую поруку…

– Ну нет, не до такой же всё степени… Естественно, если следователь увидит, что там прямо вот опера озверели, то он…

– То есть, – перебиваю я, – Следователи всё-таки утешают себя мыслью, что всё вот это «мелочи», а вот если бы было что-то серьёзное, то уж тогда он (она)…

Тут как-то сам собой диалог затух и девушки, быстро допив чай, свалили… И здесь нет ничего удивительного – о чём нам дальше было говорить?! Ведь одна из них постоянно давала «добро» операм бить людей, если подозреваемые не давали «нормальные» показания, а вторая работала в прокуратуре и обо всём этом прекрасно знала, они обе знали, что все вокруг об этом отлично знают, но… Но никого ничего не удивляло и не возмущало. Потому что всё это – обыденность…

И лучше вам не знать того, что происходит в подвалах райотделов, если от задержанного кому-то нужны какие-то показания, а он их не хочет дать или подписать…

Вы ведь не хотите это знать, не так ли? Вы ведь не хотите знать, каким образом опера и дознаватели, не имея нормальных доказательств, добывают признательные показания от «жуликов», потому что «вор должен сидеть в тюрьме, и точка!», не так ли?..