Тревожный чемоданчик

Дедушка Изя называл чемоданчик тревожным.
-Почему он тревожный? -спрашивала его бабушка Циля- Что тревожного в этом старом чемоданчике, который давно пора выбросить на свалку вместе с содержимым?
-Циля, я тебя умоляю, если ты хочешь делать кому-то нервы, то иди на кухню и делай нервы нашей соседке Зине, потому что она сама начнет тебе делать нервы, и в природе сохранится равновесие! Ты спрашиваешь, что тревожного в этом чемоданчике? Так я отвечу! В этом чемоданчике тревожно всё! И когда за мной придут, то тебе не надо будет бегать, со смазанным скипидаром тухесом по дому, чтобы собрать меня в дорогу!
-Какую дорогу, Изя? Ну, какую дорогу? Во дворе восьмидесятый год, в Москве по небу летает медведь с разноцветными кольцами, ты давным давно не работаешь никаким директором гастронома, ты заслуженный пенсионер Советского Союза и ветеран труда! Изя, я тебя умоляю, дай я уберу этот чертов чемодан с прихожей! Он уже тридцать лет там стоит, и все об него спотыкаются! А лучше дай я выброшу этот чемодан!
Но дедушка Изя был тверд, и чемодан стоял в прихожей рядом с входной дверью, и каждый, кто приходил к нам домой, обязательно натыкались на него.
-Изя! Опять ваш чемодан! Когда вы его отсюда уберете?!- кричала Зина, рассыпав авоську с картошкой, наткнувшись на этот тревожный чемоданчик.
-Никогда!- коротко и невозмутимо отвечал дедушка Изя.
-Израиль Абрамович, я таки дико извиняюсь, но этот ваш тревожный чемоданчик заставляет тревожиться всех, кроме вас, сделайте уже с ним что-нибудь!- заявлял управдом Шмулевич, когда приходил по поводу лампочки в подъезде.
-Послушайте Шмулевич, вы таки управдом, вот и управляйте домом, а у себя в апартаментах мы сами разберемся- спокойно отвечал дедушка Изя и углублялся в чтение газеты "Труд".
-Разберемся?-эхом отзывалась бабушка Циля- Мы разберемся? По-моему это ты разбираешья с этим чемоданчиком, не привлекая ассистентов! Тебе в один голос говорят, что всем надоело преодолевать препятствие, чтобы войти в собственную квартиру, а ты абсолютно не выглядишь тревожным, чтобы устранить этот твой тревожный аксессуар, который тебе самому не нужен! Куда ты с ним собрался? В казематы Лубянки? В концлагерь? Куда, шлемазл?! Кому ты нужен со своей тушенкой, которая давно испортилась!
И тут дедушка Изя впервые заволновался. Тушенка! Банка совершенно некошерной тушенки (знаете ли, когда за вами приходят сами понимаете кто, то простите, не до соблюдения кошерности), была положена в чемоданчик много лет назад и вполне могла придти в непригодность, что делало тревожный чемоданчик не таким уж и тревожным.
Дедушка Изя встал, взял чемодан, отнес его в комнату, вытер с него пыль, положил на кровать и впервые за много лет открыл его.
В чемодане было пусто. Не было теплых рейтуз, не было хозяйственного мыла, не было пятидесяти рублей, не было никакой тушенки, лишь одинокий шерстяной носок лежал на дне совершенно нетревожного чемоданчика.
Дедушка Изя охнул и схватился за сердце.
-А что я могла поделать? Нет, я тебя спрашиваю? Эта твоя тушенка и вправду давно испортилась. И не просто испортилась, банка разбухла и могла лопнуть, я ее и выбросила- сказала бабушка Циля, капая в стакан валокордин- На выпей!
Дедушка Изя выпил:
-А рейтузы? А мыло? Они тоже испортились и разбухли?
-Нет, конечно не испортились и не разбухли. Но зачем держать в чемоданчике нужные вещи когда они нужны? Мыло я использовала, а рейтузы ты носишь до сих пор. Хорошие рейтузы, теплые. Зачем нам покупать новые, когда у тебя есть эти?
-Но они нужны были на случай...
-Ша! Изя, только не говори мне ни про какие случаи! Ты тридцать лет ждешь какой-то случай, который все никак не наступил! Но радикулит у тебя сейчас, а не через тридцать лет! И как ты хочешь жить с радикулитом и без рейтуз? Не говори мне ни про какие случаи, не делай мне беременную голову!
-Про пятьдесят рублей, я так понимаю, спрашивать не надо?- грустно спросил дедушка Изя.
-Не надо- кивнула бабушка Циля.
-А носок? Почему один? Где второй носок?
-Ай, откуда я знаю! Можно подумать я все могу упомнить за тридцать лет...
Дедушка Изя неделю грустил о потерянном тревожном чемоданчике. Но потом смирился. Но до конца жизни, снимая со сберкнижки пенсию всегда следил, чтобы на счету оставались хотя бы пятьдесят рублей. На всякий случай.

Александр Гутин