Казни и самоубийства в Третьем рейхе

В начале и в конце войны приведение смертных приговоров в исполнение также осуществлялось в виде расстрела. И все же в 1943-1944 гг. большая часть приговоренных была казнена на гильотине. Семеро солдат 253-й пехотной дивизии были казнены через отсечение головы в тюрьме Кёльн-Клингельпютц. Из 42 попыток самоубийства в 253-й пехотной дивизии и ее запасных частях 34 закончились смертью солдат, кроме этого, было предпринято восемь попыток самоубийства. Постоянная доступность огнестрельного оружия, вне сомнения, способствовала тому, что чаще всего военнослужащие сводили счеты с жизнью путем выстрела, а повешение, прыжок с большой высоты или падение под колеса поезда лишь в исключительных случаях служили формой самоубийства. Материалы расследований военных судов доказывают, что вермахт резко разграничивал, какими мотивами руководствовался тот или иной самоубийца - "честными" или же "позорным" мотивами, то есть одно дело, если солдат кончал с собой после психотравмирующего события, обусловленного участием в боях, другое дело - по причине тоски по мирной жизни. В случае "позорной" мотивации самоубийство военнослужащего приравнивалось к дезертирству.

Самовольные отлучки и дезертирство, а также всякие попытки уклониться от исполнения распоряжений армейского начальства или избежать конкретной жизненной ситуации в зоне боевых действий представляли собой в 253-й пехотной дивизии не только самую распространенную форму протеста, но и наиболее часто рассматриваемые военными судами форму преступления среди военнослужащих. В количественном отношении это в целом 283 случая самовольных отлучек и 50 случаев дезертирства в боевых частях и подразделениях 253-й пехотной дивизии. К этому следует добавить и, прежде всего, в последнюю фазу войны резко возросшее число подобных случаев и в частях запаса дивизии. Только в 1944-1945 гг. в 253-й дивизии в общей сложности 168 солдатам подразделений запаса 253-й пехотной дивизии были предъявлены обвинения в самовольных отлучках, а еще 17 солдатам инкриминировалось дезертирство.

Смертные приговоры солдатам 253-й пехотной дивизии были вынесены военно-полевыми судами действующих и резервных частей в общей сложности в 10 случаях, если речь шла о дезертирстве или самовольной отлучке из места расположения части. Только 3 приговора были вынесены в 1944 году самим военно-полевым судом, один из них был приведен в исполнение, в одном из случаев факт приведения в исполнение не мог быть подтвержден. Еще 2 смертных приговора было вынесено во время одного из последних массовых отступлений дивизии в феврале 1945 года. По меньшей мере, один из них был приведен в исполнение военно-полевым судом, сформированным подполковником Фиманном, командиром 453-го мотопехотного полка. Еще 5 смертных приговоров приходятся на военно-полевые суды резервных частей, которым были подчинены запасные подразделения и части 253-й пехотной дивизии.

Вмешательство рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, который, начиная с июля 1944 года, как командующий войсками резерва обязан был утверждать все вынесенные смертные приговоры, проясняет обращение с солдатами, нарушившими кодекс норм и чести вермахта. В трех случаях было решено примерно наказать виновников. В первом случае Гиммлер еще в марте 1945 года распорядился казнить 18-летнего Хайнца Д., рядового 464-го учебно-запасного мотопехотного батальона, дислоцированного на тот период в составе 476-й резервной дивизии в Вуппертале-Лангерфельде. Виновник, трудновоспитуемый молодой человек с проблематичным детством, был охарактеризован дивизионным судом (476-й дивизии) как "асоциальный закоренелый преступник", непригодный к дальнейшей службе в рядах вермахта. Гиммлер принял во внимание мнение суда и санкционировал расстрел Хайнца Д. В августе 1944 года Гиммлер помиловал солдат Вильгельма К. и Вильгельма X. Оба военнослужащих дезертировали из 253-й пехотной дивизии и были приговорены судом 526-й дивизии к смертной казни. Вильгельм К., который вопреки уже имевшемуся в его послужном списке наказанию за самовольную отлучку в 1940 году и за дезертирство в 1943 году, характеризовался командованием положительно вследствие боевых заслуг, был переведен в виде наказания в особое подразделение СС под командованием Дирлевангера. Солдат Вильгельм X., в гражданской профессии монтер, был отправлен в концентрационный лагерь Дора-Миттельбау, хотя суд дивизии настаивал на приведении в исполнение смертного приговора вследствие резкого падения воинской дисциплины, что, в свою очередь, объяснялось стремительным продвижением союзных войск на восток. В итоге молодой человек, который не соответствовал национал-социалистическому идеалу, был казнен в назидание остальным, другой опытный солдат переведен в часть особого назначения, а квалифицированный рабочий брошен в концентрационный лагерь, узники которого работали на оборонных предприятиях. Приведенные выше примеры показывают, насколько сильно национал-социалистический режим был заинтересован в каждом из своих подопечных с тем, чтобы с максимальной пользой включить его в ведение преступной войны даже в статусе приговоренного к наказанию преступника.

О переходе солдат 253-й пехотной дивизии на сторону противника известно из официальных источников немного. Хотя солдаты дивизии еще в конце 1941 года находились под воздействием советской пропаганды, указаний на то, что часть их перешла на сторону русских не имеется. Вероятно, факт этот можно приписать и вере в победу немцев, и созданным геббельсовской пропагандой стереотипам об исключительно жестоком обращении с военнопленными в Красной Армии. В то время как лишь начиная с первых месяцев 1945 года, когда пометки типа "вероятно, перебежал на сторону противника" стали появляться и в личных делах военнослужащих боевых частей дивизии, о положении в запасных частях уже указывалось - всего в 8 случаях за период между июнем 1941 года по конец 1944-го солдаты решились перебежать на сторону противника. Речь идет о 2 служащих 253-го артиллерийского полка, перешедших к русским в районе Падилище в мае 1943 года. Еще один солдат той же части дезертировал в ноябре 1943, кроме того, в феврале 1944 года в районе Александрова на сторону русских перешли два эльзасца из 7-й роты 464-го мотопехотного полка и еще двое солдат 453-го мотопехотного полка в январе 1945 года в районе Жидувске. Наряду с упомянутыми в январе 1944 года расследовался случай с лейтенантом 464-го мотопехотного полка, который после боя в состоянии "полнейшей апатии" был взят в плен солдатами Красной Армии.

Переход на сторону противника двух солдат-эльзасцев в феврале 1944 года - в военном отношении весьма критический период для 253-й пехотной дивизии, можно приписать наряду с чисто ситуативными влияниями и факту того, что солдаты из Эльзаса нередко шли в вермахт по принуждению. Они разделили судьбы многих из тех жителей районов оккупированной немцами Западной Европы, для кого дезертирство являлось в первую очередь возможностью устраниться от германской военной машины. В вермахте их повсеместно считали второсортными солдатами, питали к ним недоверие, таким образом, они имели возможность лишь отчасти интегрироваться в окружение. Из всех солдат-перебежчиков 253-й пехотной дивизии трое солдат происходили именно из Эльзаса. Кроме того, двое солдат-эльзасцев, служивших в упомянутой дивизии в сентябре или декабре 1943 года, покончили жизнь самоубийством.

Акты дезертирства из 453-го мотопехотного полка с последующим переходом на сторону Красной Армии в январе 1945 года отражают сложившиеся за последние военные месяцы условия. Хотя 253-я пехотная дивизия полностью сохранила боеспособность как боевая единица вплоть до мая 1945 года, внутри соединения были налицо явные признаки разложения. Отсутствие связи с частями и подразделениями соединения, резко возросшие потери и вышедший из-под контроля процесс пополнения личным составом из самых разных частей заметно нарушили структурную целостность. Кульминационной точкой этого развития были конец января - начало февраля 1945 года: 2 перебежчика, военно-полевой суд и 4 смертных приговора всего за три недели.

Исключительный случай - судьба лейтенанта Мартина Э., 1912 года рождения, служившего в 464-м мотопехотном полку и явно оказавшегося психически травмированным, в ходе боевых действий 19 января 1944 в лесу в районе Мольтха Зюд сдавшегося в плен. Мартин Э. в личном деле характеризуется как "убежденный национал-социалист". Он служил в артиллерийской батарее на берегу Ла-Манша во Франции и потом добровольно решил отправиться на восточный участок фронта явно под влиянием нацистской пропаганды. Однако командование характеризовало его как "слабовольного" и "едва ли не беспомощного офицера". Впоследствии уцелевшие в бою солдаты его подразделения перед дивизионным судом заявили, что у лейтенанта Э. "было нервное истощение" и что он объявил во всеуслышание, что не желает и дальше сражаться и больше ни на шаг не сдвинется. Эта ситуация очень походит на другую, имевшую место в марте месяце 1942 года, когда один измотанный боями солдат 253-й пехотной дивизии без сопротивления сдался красноармейцам. Описанные случаи наглядно показывают, что также нахождение в состоянии крайней степени физического или нервного истощения - если только они не завершались "героической гибелью" - рассматривались в вермахте как преднамеренный переход на сторону врага или добровольная сдача в плен и соответствующим образом наказывались.

Другим, правда, с огромным трудом поддающимся учету способом уклонения от участия в боевых действиях было членовредительство. Судом 253-й пехотной дивизии в период с 1939 по 1945 год рассмотрено в целом 73 случая "членовредительства". К этому следует прибавить и случаи, рассматриваемые судами дивизий резерва в отношении служащих 253-й пехотной дивизии, обвиненных по этой же статье. Так, например, в 1942 году 10 солдат запасных частей и подразделений дивизии были обвинены в "членовредительстве", в 1944 перед судом предстали 9 солдат дивизии. В большинстве случаев, по-видимому, речь шла о солдатах, которые либо задумали подобную акцию заранее, либо же она была продиктована внезапным осложнением обстановки на боевом участке, решались на нанесение себе ранения как единственного способа уклонения от участия в боевых действиях, по крайней мере, хотя бы временного. Среди обвиненных в "членовредительстве" солдат 253-й пехотной дивизии представители годов рождения после 1920-го явно преобладают по сравнению с солдатами более ранних годов рождения. Распределение случаев в период исследования показывает, что до июня 1941 года подобные случаи были чрезвычайно редки. А вот уже начиная с зимы 1941-1942 гг. военный суд 253-й пехотной дивизии рассматривал уже от 1 до 4 случаев "членовредительства" ежемесячно. То есть столь резкое увеличение такого рода деяний было напрямую связано с ухудшением обстановки на фронте - то есть во время зимних сражений 1941-1942 года или боев в районе Ржева летом 1942 года, а также в период сражений на Орловско-Курской дуге в июле-августе 1943 года и с началом отступления дивизии в конце 1943 года. Первый апогей случаев пришелся на 1943 год, когда произошло 24 из 73 задокументированных случаев: 8 в течение зимних месяцев (январь - февраль), и 16 - за период с июня по декабрь 1943 года.

Макс Ландовски сообщает о случае, хоть и не отраженном в документах, когда в декабре 1941 года был приговорен к смертной казни служащий 1-й батареи 253-го артиллерийского полка по обвинению в "членовредительстве". Приговор был без промедления приведен в исполнение, причем, его сослуживцами по части. На осужденных за "членовредительство" солдат в 253-й пехотной дивизии тут же ставили клеймо предателей и изгоняли из сообщества. Судьба обер-ефрейтора Генриха Б. была, возможно, случаем экстраординарным в той напряженной ситуации, но тем не менее наглядно показывает всю несостоятельность понятия "войскового товарищества". Генрих Б., оказавшись в весьма непростой ситуации в бою в октябре 1943 года, прострелил себе ногу, чтобы таким образом выйти из боя. Однако еще до формального задержания и оказания ему соответствующей медицинской помощи, он был жестоко избит сослуживцами во главе с командиром роты. Соответственно во многих личных делах на разных уровнях военной иерархии отчетливо просматривается отношение к солдатам, подозреваемых в "членовредительстве".

В феврале месяце 1945 года два солдата, ефрейторы Эвальде ван H., 1925 года рождения, и Хайнце Ф., 1924 года рождения; оба совершили акт "членовредительства". Когда вследствие явной схожести ранений возникло подозрение в членовредительстве, раненых солдат отправили в распоряжение штаба дивизии, где они были преданы суду, приговорены к смертной казни и без промедления расстреляны. Арестованы оба были 4 февраля 1945 года, а уже 12 февраля расстрелянных солдат похоронили на кладбище в польском городке Закаменне. С помощью расстрелов командование дивизии пыталось устрашить своих солдат. Сам командующий дивизией генерал-лейтенант Бекер обосновывал вынесение столь суровых приговоров тем, что: "... это необходимо в связи с участившимися случаями трусости, малодушия и самовольных уходов из расположения части". Несколько дней спустя факт приведения приговора в исполнение был доведен до личного состава 253-й пехотной дивизии с указанием: "Они, прострелив руку, попытались таким образом уклониться от выполнения солдатского долга, нарушили присягу и бросили на произвол судьбы своих боевых товарищей".

Мнение заседателей суда от личного состава соединения наряду с их стремлением превратить смертную казнь в инструмент поддержания дисциплины в дивизии свидетельствует и об отношении личного состава к фактам "членовредительства". Заседатель отличного состава, ефрейтор по званию апеллировал к молодости обвиняемых и высказывался за помилование. А вот заседатель-офицер, оберлейтенант К., 1922 года рождения, то есть на каких-то пару лет старше обвиняемых, высказался за вынесение смертного приговора. Он привел следующие три аргумента. Во-первых, солдаты, уже прошедшие в свое время"«допризывную подготовку и соответствующее военное обучение, должны были сознавать преступный характер своих деяний". Тем самым оберлейтенант, сам того не желая, подвергает сомнению действенность национал-социалистической воспитательной системы, объектом которой он был сам, вступив в 1936 году в Гитлерюгенд. Во-вторых, оба этим поступком сами себя исключили из "солдатского сообщества". В-третьих, они своим поступком "предали своих товарищей, павших на поле боя, и живых".

Самой крайней формой отказа от службы в вермахте являлось самоубийство. В целом за период с 1939 по 1945 год солдатами боевых и запасных частей и подразделений 253-й пехотной дивизии было совершено 42 самоубийства - 34 со смертельным исходом, а 8 случаев можно рассматривать лишь как попытки самоубийства. Еще в феврале 1940-го рядовой Франц К., 1897 года рождения, в ожидании суда, к которому он был привлечен за самовольную отлучку, в одиночной камере попытался вскрыть вены лезвием бритвы. В феврале 1941 года другой солдат также предпринял попытку свести счеты с жизнью, находясь в камере. Его собирались привлечь к ответственности за езду в нетрезвом состоянии и аварию. В том же самом месяце застрелился сапер Хайнц Р., который после осуждения за попытку изнасилования в сентябре 1940 года, в начале 1941-го вновь нарушил закон: на сей раз он был обвинен в попытке нарушения неприкосновенности жилища; деяние это было совершено в период несения оккупационной службы во Франции. Его прощальное письмо - доказательство наличия психологических конфликтов, подкарауливающих любого, кто верит в незыблемость идеала немецкого солдата и постоянно силится этому идеалу соответствовать. "Яухожу из жизни, так как она утратила для меня всякую ценность. Мне жаль, что я так разочаровал герра лейтенанта М..., но так уж получилось. Я поклялся, что когда меня выпустят из тюрьмы вермахта, больше никогда не оказаться вновь ни в тюрьме, ни даже под арестом, и теперь, когда я снова нарушил закон, мне не остается ничего, кроме пули. Привет моим родителям, братьям и сестрам и невесте. Хайнц Р. Все снял с себя все награды".

Действенность подобных механизмов незадолго до конца войны отразилась и на судьбе фельдфебеля Г., 1919 года рождения, покончившего жизнь самоубийством 31 декабря 1944 года. Он служил в вермахте еще с 1940 года, имел награды, в том числе Железный Крест 1-й и 2-й степени, пехотный штурмовой знак, а также шпангу "За ближний бой", его непосредственные начальники весьма положительно характеризовали его. Фельдфебель Г. служил инструктором при штабе 253-го резервного батальона. Незадолго до последнего отпуска на родину, начавшегося 1 декабря 1944 года, Г. повысили в звании до фельдфебеля. У возвращавшегося на фронт новоиспеченного фельдфебеля Г. при проверке документов постом № 9 полевой жандармерии в Кракове было замечено, что он пытался вносить письменные поправки в отпускное свидетельство с целью продления отпуска. На вопрос, менял ли он что-нибудь в документе, фельдфебель Г. ответил: "Вы что, думаете, мне в тюрьму хочется?" и застрелился.

Так, один из молодых военнослужащих 19-летний Генрих Г. после неудавшейся попытки побега в начале мая 1940 года в Голландию вместе со своей близкой знакомой, ожидавшей от него ребенка, попытался повеситься в гостиничном номере в Грауденце. И за попытку неудавшегося самоубийства солдат отделался всего лишь несколькими сутками гауптвахты. Дело в том, что из-за нее Генрих Г. опоздал из увольнения. Кроме того, сам факт обнаружения в гостинице молодой неженатой пары воспринимался как "подрыв престижа солдата вермахта". Но и суровые методы при проведении боевой подготовки, царившая в вермахте жесткая дисциплина также могли служить поводом для самоубийства, в особенности, если никак не соответствовали идеалу. Рядовой Генрих Д., 1923 года рождения, 27 июня 1944 года застрелился в блоке 2 лютцовской казармы в Аахене, лишь 3 недели спустя после начала службы и первичной боевой подготовки в составе 473-го запасного учебного батальона. Еще в декабре 1941 года он был признан призывной комиссией как непригодный к несению воинской службы. Врачебная комиссия констатировала признаки "легкого слабоумия" и не поддававшееся излечению заболевание мочевого пузыря. В 1944 году тем не менее вермахт нуждался в каждом потенциальном призывнике, Генрих Д. в мае 1944 года был подвергнут переосвидетельствованию, призван в вермахт и 3 июня направлен в 1 -ю учебную роту.

В кризисный период зимы 1941-1942 гг. за относительно короткий период в действующих частях и подразделениях дивизии было совершено в целом 4 самоубийства, объяснявшиеся крайней степенью измотанности личного состава в боях, поражением и до сих пор неизвестными солдатам вермахта условиями ведения боевых действий, так и пребывания в их районе. В этом смыслелюбопытен случай с обер-ефрейтором Теодором Д., 1918 года рождения, который в марте 1942 года в ходе арьергардного боя в районе Карпово прострелил себе бедро с тем, чтобы не оказаться в плену у русских. Пример этот явно нетипичен, нехарактерен для солдата вермахта. Следующий период резкого учащения самоубийств в боевых частях и подразделениях приходится на август-сентябрь 1943 года. Несколько недель спустя после бесславного завершения операции "Цитадель", в ходе которой сильно поредевшая 253-я пехотная дивизия вынуждена была отступить к Днепру, покончили с собой двое солдат, а еще один, штабс-ефрейтор Георг А., 1912 года рождения, застрелился уже после участия в упомянутых боевых действиях в последние дни отпуска с выездом на родину. Произошло это в Кёльне. Вопрос о том, в какой мере самоубийства в конце войны, как случай с рядовым-пехотинцем Георгом Р., 1895 года рождения, застрелившимся 12 марта 1945 года в расположении своего же подразделения в Саарбургских казармах в Вуппертале, связаны с резким ухудшением положения на фронте или же объясняются чисто личными мотивами ввиду явной неполноты источников, так и остаются без ответа.