Но то, что ты съел, - это совсем другое. Это номерной пропуск, служебный документ, съедая который ты перемещаешься в такую область, где нет абсолютно никаких удовольствий. И где не положено шататься без дела. А у тебя никакого дела нет. Ведь нет?
- Нет, - согласился Татарский.
- С Гришей-филателистом мы вопрос решим. Больной человек, коллекционер. И пропуск у него случайно оказался. Но ты-то зачем его съел?
- Хотел ощутить биение жизни, - сказал Татарский и всхлипнул.
- Биение жизни? Ну ощути, - сказал сирруф.
Когда Татарский пришел в себя, единственное, чего ему хотелось, - это чтобы только что испытанное переживание, для описания которого у него не было никаких слов, а только темный ужас, больше никогда с ним не повторялось. Ради этого он был готов на все.
- Еще хочешь? - спросил сирруф.
- Нет, - сказал Татарский, - пожалуйста, не надо. Я больше никогда-никогда не буду есть эту гадость. Обещаю.
- Обещать участковому будешь. Если до утра доживешь.
- Что?
- А то самое. Ты хоть знаешь, что этот пропуск на пять человек? А ты здесь один. Или тебя пять?
Когда Татарский снова пришел в себя, он подумал, что действительно вряд ли переживет сегодняшнюю ночь. Только что его было пять, и всем этим пяти было так нехорошо, что Татарский мгновенно постиг, какое это счастье - быть в единственном числе, и поразился, до какой степени люди в своей слепоте этого счастья не ценят.
- Пожалуйста, - взмолился он, - не надо со мной больше этого делать.
4 комментария
6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
- Нет, - согласился Татарский.
- С Гришей-филателистом мы вопрос решим. Больной человек, коллекционер. И пропуск у него случайно оказался. Но ты-то зачем его съел?
- Хотел ощутить биение жизни, - сказал Татарский и всхлипнул.
- Биение жизни? Ну ощути, - сказал сирруф.
Когда Татарский пришел в себя, единственное, чего ему хотелось, - это чтобы только что испытанное переживание, для описания которого у него не было никаких слов, а только темный ужас, больше никогда с ним не повторялось. Ради этого он был готов на все.
- Еще хочешь? - спросил сирруф.
- Нет, - сказал Татарский, - пожалуйста, не надо. Я больше никогда-никогда не буду есть эту гадость. Обещаю.
- Обещать участковому будешь. Если до утра доживешь.
- Что?
- А то самое. Ты хоть знаешь, что этот пропуск на пять человек? А ты здесь один. Или тебя пять?
Когда Татарский снова пришел в себя, он подумал, что действительно вряд ли переживет сегодняшнюю ночь. Только что его было пять, и всем этим пяти было так нехорошо, что Татарский мгновенно постиг, какое это счастье - быть в единственном числе, и поразился, до какой степени люди в своей слепоте этого счастья не ценят.
- Пожалуйста, - взмолился он, - не надо со мной больше этого делать.
В Пелевин, Поколение "П"
Удалить комментарий?
Удалить Отмена