Бастер Китон. Великий немой

Я всегда старался не слишком репетировать, чтобы не было ощущения механистичности, особенно в сценах движения. Замедленную съёмку использовал только для автомобилей, паровозов, но никогда при съёмке людей, чтобы не утерять атмосферу реальности происходящего. Я всегда стремился быть максимальным реалистом, мне не удавалось снять комедию, если её интрига была связана с невероятным.
— Бастер Китон, из интервью журналу «Cahiers du cinéma», 1962-ой год.

4-го октября Бастеру Китону исполнилось сто лет. Рождение великого кино комика почти совпадает с рождением кино, поэтому обе круглые даты расположены символически близко. В этом году Китону была посвящена специальная секция на юбилейной конференции Американского Общества Кино исследований. К двойному празднику приурочена и его двухмесячная ретроспектива, только что открывшаяся в лондонском National Film Theatre.
Настоящее имя Китона Джозеф Фрэнсис. По одной из версий, кличку «Бастер», что означает «сногсшибательный», он получил из уст самого Гарри Гудини. Великий маг, славившийся умением прыгать с небоскрёбов и без ущерба для здоровья проходить сквозь стены, увидел, как шестимесячный младенец Китон грохнулся с верхушки бутафорской лестницы, остался жив и даже не заплакал. Трёх лет от роду Китон впервые вышел на сцену вместе с родителями — силовыми акробатами. В этой связи биографы исправно пересказывают ещё одну легенду. Однажды отец, не рассчитав траекторию кульбита, подбросил сына слишком высоко. Китон сильно ушибся, но его сведенное болью лицо показалось публике бесстрастным и вызвало шквал аплодисментов. «Одни играют на том, что доверительно обращаются со зрителями, — заключил впоследствии Китон. — Публика смеётся вместе с ними, а в моём случае зрители смеялись надо мной».
В историю кино Бастер Китон вошёл как неулыбчивый клоун. Во Франции его называли «Малек», анаграммой от слова calme — «спокойный». Впервые появившись на экране в 1917-ом году, три года спустя он уже подписал контракт, в котором обязался никогда не улыбаться публично. Поводов для смеха у него, правда, было немного — Китон прожил трудную и невесёлую жизнь. С самого детства он скитался с родителями по бродячим циркам, потом работал на подхвате в фильмах своего дядюшки Роско Фэтти Арбокля. В 1921-ом году, едва добившись известности, неудачно женился на своячнице собственного продюсера. Жена оказалась стервой, упрятала его в сумасшедший дом и отсудила почти все деньги. Его обманывали компаньоны и терзали кредиторы, его ранние фильмы бесследно пропали, распроданные за бесценок тупоумными продюсерами. С приходом звукового кино Китона забыли. Целых двадцать лет он вяло боролся с алкоголизмом, подрабатывал в кино эпизодах и из декорации своего самого знаменитого фильма «Генерал» соорудил у себя в комнате гигантскую машину для колки орехов… Остаток жизни он прожил на доходы от «Истории Бастера Китона» — пустенькой кино инсценировки собственной биографии. Он умер на пороге возвращения — через полгода после того, как публика Венецианского фестиваля устроила ему самую долгую овацию в истории кино, а Самюэль Беккет специально для него сочинил сценарий с лаконичным названием «Фильм».

В учебниках кино Китона принято сравнивать с его знаменитыми современниками и конкурентами — Чаплиным и Ллойдом. На магическом олимпе седьмого искусства он стоит рука об руку с Гретой Гарбо, так же как и он редко улыбавшейся с экрана и так же осенявшей жанровые сюжеты маской нездешнего присутствия. Лица богов невосстановимы по памяти. В обыденном понимании черты Китона и Гарбо словно бы стёрты, невыразительны и оживают только в мерцании волшебного фонаря. В отличии от Ллойда и Чаплина, оставшихся в иконографии XX-го века в том числе благодаря точно найденным аксессуарам грима и костюма, Китон так и не остановился на каком-то одном облике. Он появлялся то с усами, то с локонами до плеч, то в экзотических одеяниях, то в цивильной тройке. Ллойд ни при каких обстоятельствах не расставался с очками, Чаплин — с потешной тросточкой. В «Трёх эпохах» Китон менял гардероб каменного века на римскую тогу и на современный пиджачок, в «Генерале» щеголял пышным галстуком-бантом времён Конфедерации, а в «Навигаторе» играл свою лучшую сцену и вовсе запаковавшись в водолазный скафандр. Неизменным оставалось только лицо — чуть приподнятые брови и внимательные глаза сомнамбулы.
Гарольд Ллойд прославился в образе растяпистого и наглого янки, весело преодолевающего ложные обстоятельства и предрассудки. Чаплин был печальным бродяжкой, равно страдающим от людской глупости и собственных иллюзий. Китон жил в мире вещей и стихий. Вернее — не жил вне стихий и вещей. Неотменимыми составляющими характеров Ллойда и Чаплина была и остается та лёгкость, с которой мы можем представить их судьбы до и после разыгранной в фильме истории. Персонаж Китона не имел прошлого и будущего, он существовал только в настоящем и только в кино — искусстве настоящего. Столь необходимые Ллойду и Чаплину любовные истории у него отходили на второй план. В его фильмах было мало женщин, а дежурные сюжеты ранней комической — женитьба, погоня, находка или спасение не имели ни начала ни выраженной цели, но целиком растворялись в рафинированной пантомиме человека и окружающих его предметов. Ллойд часто использовал стулья и автомобили не по назначению, Чаплин не раз заставлял публику грустить или смеяться, показывая бунт вещного мира, но только Китон до конца воплотил главное свойство кино оживлять неодушевлённую реальность, отыскивая в ней то, что Антонен Арто назвал «отношениями материи с породившим её духом».

Один из лучших фильмов Китона «Генерал» не случайно называют первой и последней эпической кинокомедией. Эпос был не по силам ни социальному юмору Ллойда, ни гениальной сентиментальности Чаплина. Только Китон мог придумать и сыграть историю о машинисте, одинаково влюблённом в юную красавицу и собственный паровоз, и совершающем каскад головокружительных подвигов после того, как враги угнали его паровоз вместе с невестой. Похожий треугольник чувств есть и в «Навигаторе», только вместо паровоза там фигурировал корабль, а вместо гражданской войны — бушующее море. В «Шерлоке младшем» Китон играл киномеханика, отчаявшегося найти ответное чувство в реальности, а потому запросто путешествующего внутри киноленты. В короткометражке «Полиция», стремясь завоевать сердце неуступчивой леди, он обзаводился неуклюжим мебельным фургоном и в конце концов попадал от него в полную зависимость.

Хотя маска Китона восходит к великому Лунному Пьеро ХIХ-го века Гаспару Батисту Дебюро, его дар мог ожить только в кинематографе. Избирая в «Генерале» объектом поклонения паровоз, Китон едва ли задумывался, что повторяет любовное послание, уже написанное братьями Люмьер. Бастер Китон родился сто лет назад. Всего за два месяца до «Прибытия поезда».