Битва за урожай

Было это в начале семидесятых. Прошлого века, конечно. Очень круто и престижно, говоря современным языком, тогда среди пацанов было иметь лисапед с моторчиком. Они разные были, но мечтой любого из нас был двухскоростной мопед «Верховина-2», были ещё рижские мопеды, тоже двухскоростные, но это была недосягаемая мечта. Потому как в свободной продаже, в наших широтах, их не встречалось, как явления, практически никогда. А «Верховину» можно было купить относительно спокойно. Стоила она что-то чуть больше ста пятидесяти советских рублей. И, сами понимаете, не каждой семье такие игрушки были по карману. Это ж были очень большие деньги по тем временам. А потом жили мы в Москве, где ни хранить его места не было, да и кататься на нём тоже было особо негде.

В общем, надежды заиметь такую нужную и прекрасную вещь «от родителей» равнялись нулю. Понятно, что я пытался объяснить родителям, как мне важно иметь такой агрегат. Я даже обещал взяться за ум и учиться…, ну совсем без троек. Клялся каждый день пылесосить всю квартиру и без напоминаний выносить мусорное ведро. Я уж не говорю о таких мелочах как обязательства не выезжать на дорогу и посвящать катанию не больше двух часов в день. Ну, очень мне хотелось. Но! Всё это не имело никакого результата. Когда моим старикам надоело мне объяснять, что это опасная игрушка, что …, что …, они просто стали говорить, что финансовой возможности на приобретение этого моторизированного механического чудо лисапеда не предвидится в обозримом будущем. Вот, мол, когда окончишь школу, выучишься и пойдёшь работать, тогда и.…

Просвета не было … и надежды тоже. Вот так и пройдёт жизнь, без лисапеда с моторчиком, думалось мне.

Но вариант решения проблемы пришёл с весьма неожиданной стороны.

В гости приехали двоюродная сестра отца с мужем. Они жили в Белгородской области. Работали в простом советском колхозе. На меня, естественно, как на самого младшего в семье, выпала нагрузка провести шоппинг тур по московским магазинам. Тем более что были осенние каникулы. Дядя Миша оказался мужиком компанейским. Тем паче, что у них были две дочки, ну а мужику очень сына хотелось, поэтому отношения у нас с ним установились сразу же дружеские. Вот ему я и поведал про свою горькую беду.

Дядя Миша очень удивился. Да разве это вообще вопрос? Ты, мол, приезжай к нам летом. Устрою тебя штурвальным на комбайн. За уборочную на два мопеда заработаешь!

Т.е. решение было простым и гениальным.

Но это сказать легко. А вот договориться с мамкой и папкой, чтобы отпустили, это знаете ли, было непросто. В общем, до самых летних каникул в семье только и было разговоров о предстоящей моей работе штурвальным. Конечно, было много споров, но батя был на моей стороне. Одним словом, вопрос был решен положительно.

Вот какие трудности приходилось преодолевать на пути, понимаете, к мечте.

И вот, наконец, свершилось.

Дядя Миша подвёл меня к невысокому суховатому мужику и представил.

— Это дядя Шура! (Чесслово, не помню я его фамилии, а очень жаль. Низкий поклон этому человеку). Между прочим, Герой Соц. Труда!

Дядя Шура придирчиво меня осмотрел, расспросил о том, что я умею. А что я умел? Московский мальчишка. Ну, по мелочам, конечно, а так чтобы там, скажем старые заклёпки срубить и новые ножи наклепать, или жатку промазать, откуда ж я чего это знал. Но зато у меня были юношеские права.

Устроил мне дядя Шура экзамен. Привел он меня к комбайну. Мама дорогая. Красного цвета железное чудище, размером с небольшой двухэтажный дом. СК-4.

Первым делом показал мне моё место. У него, у комбайна, из накопительного бункера выходила труба. Внутри которой был шнек. По этой трубе зерно пересыпалось из бункера в машину. Помните эти торжественно традиционные кадры кинохроники? Поток золотистого зерна в кузов? Так вот. Брехня. Зерно, когда из бункера идёт, то идёт оно пополам с шелухой и цвета почти серого. И сопровождается этот процесс огромным количеством разлетающегося во все стороны облака пыли с этой самой шелухой. А для съёмок в бункер загружали зерно, наверное, из элеватора. Уже очищенное и просушенное. Тогда оно действительно золотистого цвета и не пылит совсем. Тогда это красиво. Но это всё я узнал потом.

Экзамен заключался в следующем. Надо было найти все маслёнки, как назвал их дядя Шура, т.е. точки смазки, если технически. Найти и закачать в них из смазочного шприца солидол.

Я уж не вспомню сейчас, сколько этих маслёнок было на той жатке, но нашёл я меньше половины. Но самое смешное было, как я заполнял шприц солидолом. Мужики попадали со смеху. Я выстругал лопаточку и, гордясь собой, этой лопаточкой заполнял цилиндрический корпус шприца. И не понимал, чего мужики ржут. А ржать было от чего. Чтобы смазать жатку, надо было перекачать этих шприцов штук двадцать пять. А таким способом шприц заполнить можно было, минут за десять. Вот и считайте, сколько времени мне нужно было, если бы я таким образом.… Показали мне, конечно, как надо. Свинчиваешь голову, опускаешь поршень и вдавливаешь шприц в солидол. Он сам и заполняется. А то, что корпус после этого в солидоле, так вытереть можно. Ну, подумаешь, много смазки на ветоши остаётся и в помойку летит, зато быстро.

Вот эта операция была самой святой обязанностью штурвального. Хошь после работы, хошь до, но утром перед началом работы жатка должна была быть смазана. Так что в пол пятого утра все штурвальные уже копошились у своих машин. Как ни крути, а мой рабочий день начинался часа на полтора раньше, чем у комбайнёра. Смазать жатку и заправить машину до прихода мастера, надо было обязательно.

Первым предстояло убрать горох.

Как всегда, началась не работа по уборке урожая, а борьба за урожай. Практически - битва! Прошли дожди и такая техника, как СК-4 выйти на поле не могла. Белгородщина — это Черноземье и после сильных этих дождей красные наши монстры элементарно утопали, «топли» как мужики выражались. А пока подсыхало, горох мало того, что полёг от дождей, так ещё и перестоял. Проще говоря, посыпались горошинки на землю. Сами по себе. А тут его, горох, не просто косили, а практически вырывали из земли.

Ох, и весело же было. Наматывалось все это на мотовило (это такой красиво крутящийся перед комбайном барабан), забивало подшипники и заклинивало его намертво. Тут приходилось ножом все путы вырезать, очищая механизм. Так что метр едем, два стоим. Но, тем не менее, дело шло, и шло споро. И что интересно. Работали мы часов с шести и … до двенадцати. А после обеда, который нам привозили на поле, или нас на стан возили, мужики отгоняли комбайны к лесочку и, что называлось, «сушили вёсла». Двое, которые помоложе, обозначали движение на поле, а вторая пара – мой дядя Шура и толстяк Микола располагались в тенёчке и доставали прозрачную бутылочку с нехитрой закуской.

Штурвальный Миколы парень уже взрослый садился в круг, а я по малолетству кваском домашним пробавлялся.

Но самое для меня интересное были разговоры, которые мужики разговаривали. Это было не просто открытие, а откровение жизни такое…, что…. Всё же, знаете, в школе нас учили другому и слышали мы по жизни, тоже совсем другое.

Вот, например. Дядя Шура мне строго настрого наказал ничего об этих перекурах дома не рассказывать. Тётка то в конторе работала, бухгалтершей вроде. Вот мне и было сказано, что это никого кроме нас не касается. Я не совсем понял почему и вечером, когда мы пылили на стан, у дядь Шуры спросил, а мол почему не.… А потому, сказал он мне, что убрать это поле мы можем за два дня. Четыре нормы дать в лёгкую. Но делать мы этого не станем. На мой недоумённый взгляд, который внимательный и мудрый мужик заметил, конечно же, мне было сказано примерно так. Норма дневная – столько-то га в день, коэффициент есть погодный, значит надо сделать вот столько и ещё чуток, чтобы без премии не остаться. А делать в четыре раза больше, что вполне возможно, никому не надо. Потому что в следующем году нормы тогда если не вчетверо, то втрое поднимут. А расценки срежут. Вот и все дела. И спросил меня – хорошо ли я понял? Понять то я понял. Только вот не совсем. Ума хватило эту тему не развивать. Но не понял я главного. Почему бы не сделать того, о чём мужики говорили. Снизить скорость, перенастроить жатки и т.д. Ведь за комбайном оставался шлейф гороха, в виде так сказать гороха. И каждый лишний день, который мы проводили на поле, этот шлейф только уплотнял. Ведь вечером мы за полчаса нагребали по паре мешков с земли, для личного хозяйства. Это воровством не считалось. Вроде как бросовое поднимали.

И так было и потом. И с просом, и с пшеницей.… Так что узнал я тогда много о правде жизни, и реальной социалистической экономике и способах хозяйствования. Даже больше, чем надо.

Ну а денег я заработал. Не на два, конечно, мопеда, потому как к концу июля родители потребовали моего возвращения, но на комплект №1 для ныряния хватило и ещё осталось. Хотя мечте сбыться было не суждено. Деньгам у родителей другое применение нашлось.