Потерянные в океане. Дрейф баржи Т-36

Тем не менее это происходит, но иногда даже в безвыходной ситуации люди находят спасение. О таких случаях говорят, их помнят, и об одном из них и пойдёт речь ниже.
Курильская гряда всегда имела стратегическое значение для Советского Союза, и её обеспечение всем необходимым было организовано по морю. На крупнейшем острове гряды — Итурупе — была построена пристань и размещена необходимая инфраструктура для разгрузки прибывающих кораблей. Одним из таких судов была самоходная баржа Т-36. Баржи этой серии имели небольшую осадку, что позволяло им вплотную подходить к берегу.

Экипаж Т-36 состоял из четырёх человек — военнослужащих военно-строительных частей СССР. К началу событий в её экипаже были младший сержант Асхат Зиганшин, рядовые Анатолий Крючковский, Филипп Поплавский и Иван Федотов. Из-за особенностей несения службы экипаж баржи редко покидал её и фактически жил на ней. Для этого на судах подобной конструкций в кормовом кубрике имелось четыре кровати, небольшая печка для приготовления еды и переносная радиостанция. Также на борту баржи имелся десятидневный неприкосновенный запас продовольствия и воды.

В декабре 1959 года все шесть барж этого типа, имевшиеся на Итурупе, были отбуксированы на берег для проведения планового ремонта во время зимних штормов. Однако для разгрузки одного опоздавшего на остров судна был отдан приказ вновь спустить на воду две баржи, одной из которых и была Т-36. На борт были погружены трехдневный запас продовольствия и воды, а также полторы тонны дизельного топлива.

Около полуночи 17 января разыгрался сильный шторм. Стоявшие в сцепке баржи во избежание ударов друг о друга расцепили связывающие их тросы. Но те, не выдержав, лопнули, и Т-36 начало сносить в море. Подобные случаи происходили и ранее, поэтому экипаж поступил, как обычно: сообщил о происшествии на берег и запустил двигатели баржи, чтобы отойти подальше от берега и не разбиться о скалы. Но в этот раз всё пошло не так. Якорь примерз, а цепь, по воспоминаниям экипажа, полностью покрылась льдом, и не было никакой возможности её освободить. Баржу периодически сносило волнами на берег, и приходилось включать двигатели и снова отходить в море. Эта борьба со штормом продолжалась около десяти часов. В один из моментов особо сильного сотрясения баржи от волн разбилась рация. Около 22 часов ветер сменил направление и вместо берега Т-36 начало уносить в открытый океан. В этой ситуации Зиганшин принял решение выбросить баржу на берег, что и проделала вторая баржа, находящаяся в таких же условиях. Однако Т-36 не повезло: при первой попытке она натолкнулась на скалу и вода начала заливать машинное отделение. Пробоина была экстренно заделана, и при второй попытке, когда дно баржи уже скребло по грунту, на её борту закончилось топливо.

Баржу начало быстро уносить в открытый океан. На берегу знали о случившемся, и хотя сообщений из-за разбитой рации с баржи не поступало, была организована специальная операция. В море, несмотря на шторм, вышел сторожевой корабль, а после того, как погода улучшилась, были подняты и самолеты. Однако единственным, что удалось отыскать, были спасательный круг и обломки ящиков для угля с надписью «Т-36». На основании этого был сделан вывод, что баржа погибла во время шторма, и поиски были прекращены.

На Т-36, которую отнесло в открытый океан, четыре человека решали, как быть дальше. В газете, оказавшейся в кубрике, они прочли заметку, что этот район будет свободен от судоходства и пролёта самолётов из-за испытаний баллистических ракет. К заметке прилагалась карта, и на её основе Зиганшин предположил, что «…до начала марта их искать не будут…». Чтобы выжить, было принято решение об экономии еды и воды. Всего из запасов на борту баржи оставалось два ведра картофеля, буханка хлеба, полторы банки тушёнки и полтора килограмма свиного жира. Основной бак с питьевой водой был разлит во время шторма, поэтому пришлось использовать пресную воду из системы охлаждения двигателей баржи. Она, по воспоминаниям выживших, была «…рыжей от ржавчины и отдавала металлом…». Ещё имелись примерно килограмм пшена и гороха, пачка чая и кофе и около полусотни спичек.

Было принято решение о строгом нормировании, но даже в этом случае Зиганшин убедил своих людей, что сразу не стоит резко снижать норму питания, чтобы быстро не ослабнуть, поэтому они делали это постепенно. Так, поначалу, в день на человека приходилось по три картофелины, а затем рацион сократился до одной картофелины и одной ложки крупы. Для сохранения запасов воды солдаты собирали дождевую воду, расстилая на палубе простыни и отжимая их. Через две с небольшим недели закончились консервы, и остался лишь картофель, из которого готовили «суп» из одной картофелины и ложки свиного жира на четверых.

Баржу относило океанским течением на юго-восток, затем она попала в одну из ветвей течения Куросио, что ещё больше ускорило её отдаление от Курильской гряды. Через несколько дней баржа вновь попала в шторм, и экипажу пришлось приложить все силы, откачивая и вычерпывая воду из трюма и срубая лёд, намерзавший на рубку и леера, чтобы сохранить плавучесть.

По воспоминаниям экипажа, по вечерам они с надеждой разглядывали карты с заметкой об испытаниях, надеясь, что корабли, возвращавшиеся с них, заметят баржу. Но всё было тщетно. К началу февраля закончились горючие материалы, и для поддержания огня начали использоваться покрышки с бортов баржи. Их разделывали кухонным ножом, и одной покрышки «хватало на неделю». Разделка проходила очень тяжело, и это занятие стало основным времяпрепровождением всего экипажа.

24 февраля была съедена последняя картошка — запасов еды, рассчитанных на три дня, удалось растянуть на 37. После этого в ход пошли относительно съедобные вещи: кожаные ремни, верхние части кирзовых сапог, мыло и зубной порошок. Прежде чем есть подобное блюдо, Зиганшин, как командир, предложил испытать его на себе: «…Я съем её первый, и, если через сутки не заболею, значит, её можно есть и вам. Вот так …». В редкие периоды затишья от шторма экипаж пытался ловить рыбу на выточенный из гвоздя рыболовный крючок и блесну от консервной банки, но эта затея ни к чему не привела.

Примерно на сороковой день с баржи заметили корабль, однако привлечь его внимание было нечем, и он, не заметив Т-36, прошёл мимо, также произошло и со следующим. 4 марта солдаты выловили в море дрейфующий шар-поплавок от рыболовных сетей и закрепив на нём записку о случившемся, вновь отпустили в океан. Через несколько дней людей от истощения и голода начали одолевать слуховые галлюцинации. Чтобы сохранить тепло, они сшили большой спальный мешок в котором спали все вместе, чтобы согреться. Солдаты договорились, что если кто-то почувствует, что силы его оставляют, он скажет об этом остальным, дабы иметь возможность попрощаться.

7 марта примерно в 2 часа дня мимо баржи прошло третье судно, также не заметив её. И ещё через час её наконец обнаружили. Это был патрульный самолёт с американского авианосца USS Kearsarge. Авианосец следовал из Японии в Сан-Франциско, но, получив донесение от своего самолёта, изменил курс и направился в сторону Т-36. Согласно записям в его журнале, баржа была обнаружена в координатах, отстоящих от острова Итуруп примерно на 1700 километров. К этому моменту у дрейфующих на барже из всех запасов осталось лишь три спички.

Первым на палубу авианосца был доставлен Зиганшин. Экипаж изначально не имел намерения покидать баржу и планировал провести с американцами переговоры, чтобы они снабдили их водой, едой, запасом горючего и картой, после чего вернуться домой своим ходом. Однако об этом не могло быть и речи — все выжившие были в состоянии крайнего истощения и находились на грани смерти. Лишь получив заверения американцев, что баржу заберёт другое судно, командир успокоился, и на борт авианосца были доставлены и остальные члены экипажа.

Дрейф баржи Т-36 продолжался 49 дней, и на всём его протяжении температура окружающего воздуха была в диапазоне от 0 до +7 градусов по Цельсию.

По воспоминаниям американских моряков, несмотря на свое ужасное состояние, спасённые сохраняли человеческий облик и самодисциплину. Даже когда им наконец предложили нормальную еду, они не набросились на неё, а спокойно передавали тарелки своим товарищам и ели понемногу, понимая, что после долгой голодовки нельзя наедаться сразу. По словам Зиганшина, он приобрёл этот опыт ещё в детстве во время войны. Врач, обследовавший их, предположил, что за время дрейфа солдаты потеряли до 16 и более килограмм веса.

На следующий день известие о спасённых советских солдатах попало в советское посольство в США. 15 марта USS Kearsarge прибыл в Сан-Франциско. Затем экипаж Т-36 был отправлен самолетом в Нью-Йорк. Там, после обследования врачами в советском посольстве, им запретили трансатлантический перелёт и отправили на лайнере в СССР. И лишь 29 марта участники дрейфа прибыли в Москву, где их ожидала торжественная встреча. Министр обороны Родион Малиновский подарил им штурманские часы, «чтобы они никогда не блуждали, никогда не теряли курса». Также за проявленное мужество члены экипажа были награждены орденами Красной Звезды.

Это событие имело большой резонанс как в американских, так и советских СМИ. В первые несколько месяцев после произошедшего в СССР было опубликовано множество стихов, посвященных этому событию. Были написаны песни, а потом и книги по мотивам или же напрямую посвящённые случившемуся. Так, например, одна из первых песен В. Высоцкого — «Сорок девять дней» — была посвящена дрейфу Т-36.

История дрейфа Т-36, чуть было не ставшая трагедией, наглядно показывает, насколько важна дисциплина и выдержка в такой, даже кажущейся безвыходной, ситуации. В мировой практике были случаи, когда люди, попадавшие в подобные происшествия и имея куда более значительные запасы воды и провизии, погибали, начиная паниковать, или же теряли человеческий облик, превращаясь в фактически зверьё. Случай же с Т-36 наглядно показывает, что, даже будучи в столь отчаянном положении, стоя уже на краю смерти и до последнего оставаясь человеком, можно выжить посреди бушующего океана и, несмотря ни на что, найти дорогу домой.

Материал подготовлен волонтёрской редакцией Мира Кораблей