Le Monde diplomatique (Франция): фальшивые документы и болтливые языки — краткая история русофобии

Год назад демократическая оппозиция негодовала из-за того, что американский суд оправдал Дональда Трампа по обвинениям в сговоре с Россией. Антироссийская зацикленность западной и, в первую очередь, британской элиты напоминает и о других случаях. В прошлом некоторые консервативные силы даже создавали фальшивые документы для разжигания русофобии, потому что рассматривали ее как удобный отвлекающий маневр.

Коварный московский автократ, который думает только о том, как подорвать свободу и демократию. Всесильные спецслужбы, которые плетут страшные интриги и распустили щупальца по всему миру. Варварская азиатская страна, угроза для западной цивилизации… Такие карикатурные образы российской власти возникли на Западе задолго до появления в Кремле Владимира Путина: их следы обнаруживаются еще в XV веке. В XIX веке антироссийская истерия настолько обострилась, что интеллектуальная элита придумала термин «русофобия» для описания людей, которые подпитывают иррациональный страх перед Россией и намерено преувеличивают угрозу с ее стороны.

Этот приступ паники возник не на пустом месте. Русофобия достигла апогея в XIX-начале ХХ века, когда росло общественное неравенство, вызывая в ответ все более сильное давление со стороны рабочего движения. Было ли это уловкой богатой элиты, которая стремилась избежать тем самым неудобных тем?
В тот момент Россия была идеей фикс европейской либеральной элиты, прежде всего в Великобритании. В 1817 году, всего через два года после окончания наполеоновских войн, британская газета «Морнинг Кроникл» писала, что главная цель русских — расширить свою территорию, а генерал Роберт Уилсон (Robert Wilson) привлек внимание к фальшивому «Завещанию Петра Великого».

Уилсон впервые прочитал этот документ в 1812 году, когда армия Наполеона вторглась в Россию, чтобы наказать ее за возобновление торговли с его злейшим врагом, Великобританией. Уилсона отправили на восток, где он обеспечивал связь с российской армией и координацию борьбы с французами. Ему попал в руки план, который якобы оставил Петр Великий (1672-1725) своим преемникам. В частности, тот завещал им расширить империю за счет Ближнего Востока и Восточной Европы. Побежденная «генералом Морозом» французская армия оставила после себя несколько экземпляров «завещания».
После выхода книги Уилсона завещание Петра Великого на протяжение десятилетий приводилось как неопровержимое доказательство злобных намерений России и вызывало споры по всей Европе. Его считали подлинным все, от венгерских, польских и прибалтийских националистов до британских консерваторов и даже Маркса и Энгельса (они не простили Николаю I антиреволюционные вмешательства в Польше и Венгрии). Дошло до того, что в 1876 году один британский дипломат поднял эту тему в беседе с Александром II. Царь в ответ категорически назвал это иллюзиями и заблуждениями. Специалисты начали заниматься вопросом только в 1859 году, а в 1879 году все они приняли гипотезу о фальсификации. Как бы то ни было, даже более века спустя некоторые продолжили представлять этот документ как ключ к расшифровке российской внешней политики.

Тревоги по поводу России касались и ее возможностей. В этом плане британцы опять-таки раздували угрозу. Завоевание Османской империи и вторжение в Индию едва ли было осуществимо. Несмотря на большую численность, российская армия была неэффективной и неспособной внедрить современные технологии транспорта и связи, примером чему стало поражение в Крымской войне в 1856 году и на японском фронте в 1905 году.

Нынешний подъем недоверия к России действительно напоминает некоторые эпизоды из прошлого. Проведут ли будущие историки параллели между письмом Зиновьева и досье Стила, в котором бывший британский агент первым выдвинул гипотезу о сговоре Дональда Трампа с Россией? Задумаются ли они о том, как страна с доходами на уровне Испании может представлять угрозу для всего мира? Пожалеют ли они о том, что в период международной нестабильности и гонки ядерных вооружений ни одному политику не хватило смелости сделать конструктивное предложение путинской России? Увидят ли они связь между вопиющим неравенством в нашем обществе и подъемом русофобии? Для ответа пока еще слишком рано, но история говорит нам, что антироссийские настроения редко вдохновляли разумные политические решения.