Во времена моей курсантской юности у нас в училище существовало жёсткое правило, запрещавшее курсантам одиночное или групповое хождение по плацу. Чуть ли не священным местом он считался. На него выходили только на утренний развод, на зарядку, ну и на торжественные построения. Даже офицеры, как я заметил, старались без великой нужды не появляться на нём.

Шарился я как-то в сети и нашёл старую чёрно-белую фотку моих училищных преподавателей.

Новогодняя история, которая случилась со мной несколько лет назад. Я уже уволился из рядов Вооружённых Сил, и работал на гражданке по нашей же специальности, руководил отделом спецсвязи.

В начале восьмидесятых я служил в должности ПНШ по спецсвязи в одном из авиационных полков. Частенько бывало так, что мне приходилось замещать своего дивизионного шефа – начальника восьмого отделения. То у него отпуск, то учёба на курсах, то ещё что-то. Соответственно, все те задачи, которые ему нарезали сверху на год, падали на мои плечи. В том числе это касалось плановых проверок военных секретных делопроизводств, коих в городе было предостаточно.

Те, кто служил в семидесятых-восьмидесятых, хорошо знают, что такое офицер-двухгодичник. Вчерашние выпускники вузов с военной кафедрой, едва-едва освоившие азы армейской офицерской службы. Обычно таким ребятам, сменившим штатские пиджаки на армейскую форму, старались не доверять должности с личным составом, пристроив их исключительно на эксплуатацию техники.

В последней своей статье я писал о том, как отвоёвывал себе помещение под шифровальный орган на новом месте службы в зенитно-ракетной бригаде Войск ПВО, куда попал служить в середине восьмидесятых. Но борьба за место под солнцем в этой бригаде началась для меня значительно раньше, буквально с первых дней после моего прибытия в часть.

Когда в середине восьмидесятых я прибыл к новому месту службы в зенитно-ракетную бригаду Войск ПВО на Дальнем Востоке, глаза мои даже не округлились, а стали квадратными. Такого отношения, такого опускания шифрслужбы ниже уровня городской канализации, я ещё не встречал. Слыханное ли дело, в штабе бригады не было помещения ни шифровального органа, ни кодогруппы. Про остальное я уже не говорю.

До тридцати двух своих лет я считал, что поездки в колхозы «на картошку» и иные сельские развлечения – это удел сугубо студентов, школьников, ну и, конечно, курсантов. Но реальная действительность развеяла это заблуждение.

В авиации бытует пословица «После четвёртого разворота друзей нет». Относится она скорее к ситуации групповой посадки нескольких самолётов, но используют её и по другим поводам. Однажды я был свидетелем того, как эта пословица сработала с точностью до наоборот при посадке одиночного истребителя.

После того как наш бригадный особист попытался неудачно подставить меня с написанием письма иностранцу, прошло какое-то время. На тот момент я ещё не раскусил всей сущности этого товарища, но какие-то смутные опасения уже начали меня одолевать. У меня ведь в каждом дивизионе тоже есть свои люди. Естественно, я никого там не вербовал, но из уважения ко мне они старались донести до меня нужную мне информацию.

После неудавшегося наезда на моего кодировщика наш особист сменился и на его место пришёл другой. Новенький долгое время изображал по отношению ко мне своего в доску рубаху-парня, в чём-то даже помог пару раз, но потом случилось вот что.

Мои взаимоотношения с офицерами военной контрразведки, или как их называли «особистами», всё то время, пока я служил в ВВС, были абсолютно беспроблемными. Это были нормальные люди, честно выполнявшие свою непростую работу. Мы старались помогать друг другу, когда кому-то из нас требовалась помощь.

В одном из авиаполков нашей воздушной армии случилось лётное происшествие. Во время учебного полёта истребителя-бомбардировщика у лётчика произошла остановка двигателя. Лётчик, как и положено, доложил об этом руководителю полётов и по его указанию попытался запустить двигатель в воздухе. Запустить двигатель не удалось, и лётчик по команде руководителя полётов катапультировался.

Я уже как-то писал, что в середине восьмидесятых в моей зенитно-ракетной бригаде была большая напряжёнка с кодировщиками в дивизионах. При годовой потребности в 10-12 человек присылали из учебки в лучшем случае 4-5 выпускников. Да и тех ещё приходилось доучивать. Вот и выкручивался тем, что отбирал нужное количество бойцов из молодого пополнения, оформлял им допуска, готовил месяц и потом они ехали каждый в свой дивизион.

В караулы мы, курсанты начали заступать уже на первом курсе, и каждый месяц нам выпадал один-два караула. В основном это был внутренний караул в училище, но иногда это были и гарнизонные (комендатура и окружные склады).